Богатство и смелость эстетической выдумки меланезийцев, их талант интегрировать в социальную жизнь наиболее темные продукты бессознательной деятельности духа, представляют одну из самых высоких вершин, достигнутых людьми в этом направлении. Вклад Африки более сложен, но и более непрояснен, ведь лишь с недавнего времени заподозрили о важности ее роли как культурного melting pot5Старого Света - места, где все приходящие влияния смешивались, с тем чтобы вновь отправиться в путь или же сохраниться в качестве резерва, но обычно трансформированными по новым направлениям. Египетская цивилизация, важность которой для человечества известна, может быть постигнута лишь как совместное творение Азии и Африки. Великие политические системы древней Африки, ее юридические построения, философские доктрины, долгое время остававшиеся сокрытыми от западных людей, ее пластические искусства и музыка, последовательные в разработке всех возможностей, присущих тому или иному средству выражения, - столь много указаний на чрезвычайно плодотворное прошлое. Последнее, вообще говоря, прямо подтверждается совершенством древних техник обработки бронзы и слоновой кости, далеко превзошедших все то, чем располагал в этих областях Запад на тот же период. (Мы уже вспоминали об американском вкладе, не будем к этому возвращаться.)
И все же нам следует обратить внимание не только на такой дробный вклад, способный внушить идею, двояко ложную, мировой цивилизации, скроенной подобно одеянию Арлекина. Не слишком ли много придавали значения всем этим "правам собственности": финикийской культуры - на письмо, китайской - на бумагу, порох, буссоль, индийской - на стекло и сталь... Эти элементы менее важны в культуре, чем тот способ, каким она их группирует, удерживает или исключает. И то, что составляет самобытность той или иной культуры, покоится скорее на ее особенном способе разрешать проблемы, прокладывать перспективу для ценностей, являющихся примерно одинаковыми у всех людей, поскольку все люди без исключения обладают языком, техниками, искусством, познаниями научного характера, религиозными верованиями, а также социальной, экономической и политической организацией. Но их соотношение никогда в точности не совпадает у разных культур, и современная этнология все более стремится обнаружить сокровенные истоки такого выбора, а не составлять инвентарь из обособленных черт.
7. Место западной цивилизации
Возможно, появятся возражения на такую аргументацию ввиду ее теоретического характера. Можно допустить, скажут, в плане абстрактной логики, что никакая культура не в состоянии вынести истинного суждения о другой культуре, поскольку культура не может избегнуть самой себя и, следовательно, в своих оценках остается узницей безоговорочного релятивизма. Однако поглядите вокруг; проявите внимание к тому, что происходит в мире вот уже столетие, и все ваши умозрительные построения рухнут. Далекие от состояния закрытость в себе самих, все цивилизации признают, одна за другой, превосходство одной из них - западной цивилизации. Разве мы не видим того, что весь мир постепенно заимствует ее техники, образ жизни, формы развлечения, а то и одежду? Подобно тому как Диоген доказывал существование движения собственной ходьбой, ход человеческих культур, от обширных масс Азии до племен, затерянных в бразильских или африканских джунглях, доказывает - посредством единодушного согласия, беспрецедентного в истории, - что одна из форм человеческой цивилизации превосходит все прочие. Страны "недостаточно развитые" упрекают других на международных ассамблеях не в том, что их озападнивают, но в том, что не столь быстро представляют им средства себя озападнить.
Мы здесь затрагиваем наиболее чувствительную точку в нашей дискуссии; бессмысленно желание защитить самобытность человеческих культур вопреки им самим. Кроме того, этнологу чрезвычайно трудно вынести справедливую оценку такому феномену, как универсализация западной цивилизации, и это по нескольким причинам. Во-первых, существование мировой цивилизации по-видимому, уникальный факт в истории; прецеденты его, возможно, следует отыскивать в отдаленной палсоистории, но о ней нам почти ничего не известно. Далее, царит огромная неопределенность относительно консистентноеTM рассматриваемого феномена. Фактически вот уже полтора века как западная цивилизация имеет тенденцию - то в целом, то своими ключевыми элементами, такими, как индустриализация, - распространяться по миру. В той мере, в какой другие культуры стремятся сохранить нечто из их традиционного наследия, эта попытка в общем сводится к суперструктурам6, то есть наиболее хрупким аспектам, и можно предположить, они будут сметены под действием происходящих глубоких преобразований. Но феномен находится в процессе развития, и результат нам еще не известен. Завершится ли этот процесс интегральным озападниванием планеты, на основе русского и американского вариантов? Появятся ли синкретические формы, возможность чего заметна в исламском мире, Индии и Китае? Или же поток уже достиг своих пределов и вот-вот начнется откат: западная цивилизация близка к изнеможению, подобно доисторическим монстрам, поддавшись физической экспансии, несовместимой с обеспечивающими существование этой цивилизации внутренними механизмами? Учтя все эти оговорки, попытаемся оценить процесс, разворачивающийся у нас на глазах, в котором, сознавая это иди нет, мы являемся деятелями, пособниками или жертвами.
Начнем с замечания, что эта приверженность западному образу жизни (или определенным его аспектам) далеко не так уж спонтанна, как хотелось бы полагать западным людям. Она есть результат не столько свободного решения, сколько отсутствия выбора. Западная цивилизация разместила своих солдат, торговые представительства, плантации и миссионеров по всему миру. Прямо или косвенно, она вмешалась в жизнь цветных популяций; перевернула снизу доверху их традиционный способ бытия, навязывая им свой собственный или создавая обстоятельства, которые вызвали слом существовавших рамок, не заместив их чем-либо другим. Будучи покорены или дезорганизованы, народы могли лишь принять те эрзац-решения, что им предлагались, а если не были к этому расположены, то все же достаточно к ним приблизиться в надежде стать способными дать им бой на том же поле. В отсутствие неравенства сил общества не предавали себя с такой легкостью; их Weltanschauung7скорее сближается с мировоззрением тех бедных племен Восточной Бразилии, которые усыновили этнографа Курта Нимуендаю, и всякий раз, как он возвращался к туземцам после пребывания в центрах цивилизации, они рыдали, испытывая жалость к нему при мысли о страданиях, которые он, должно быть, претерпел вдали от единственного места - их деревни, - где, как они считали, жизнь стоила того, чтобы жить.
Тем не менее, формулируя эту оговорку, мы лишь подменили вопрос. Если и не на добровольном согласии основывается приоритет Запада, то разве та более значительная энергия, которой он располагает, как раз не позволяет ему понуждать к согласию? Здесь мы достигли сердцевины вопроса. Ибо это неравенство сил уже не восходит к субъективности коллективов, такой, как факты приверженности, о чем только что упоминалось. Это объективное явление, и объяснить его можно, только обратившись к объективным причинам.