Раса и Красота

Айван Равн

РАСА И КРАСОТА

Мы преклоняемся пред красотой где только можем, и ищем её повсюду, увековечивая в бессмертных произведениях искусства, позволяя ей определять наш выбор и нашу судьбу. Боги дали нам восхитительную возможность наблюдать красоту творения и самим пытаться выражать её, самим представая, хоть и не столь гениальными, творцами. Красота, в то же время, коварна в своём обмане, заставляя преклоняться пред носителем, а не созидателем. Как иначе, как не храмом, называть заведения, в которых мужчины с благоговейным исступлением наблюдают за движениями потных тел обнажённых танцовщиц, прожигая свои деньги на эстетическое удовлетворение, видя в нём –подсознательно хотя бы- некую почти что религиозную потребность в приобщении к красоте женского тела!

Красота превращается в товар, и ею торгуют с рекламных биллбордов, экранов телевизоров и страниц глянцевых журналов. В виду ряда естественных причин, проистекающих из самой природы красоты – для нас всегда столь загадочной и мрачной в могущественной энигме своей – красота становится средством для манипулирования. И как во всякой торговле, для красоты, как товара, создают искусственно некий эталон, долженствующий отвечать интересам монополистов, которыми в нашу эпоху глобализма и консюмеризма предстали именно западные капиталисты, распространившие свои влияние и культуру и на восточные страны, привнеся туда нормы, принципы и суждения, тем странам абсолютно чуждые, но привитые в результате насаживания на экономико-политическую иглу упомянутого глобализма, нацеленного на размытие национальных и расовых рамок из соображений создания единого всемирного рынка, где всё – идеи, цены, красота, чувства, вкус – повинуются одинаковым правилам и должны соответствовать установленным эталонам для того, чтобы служить одной цели – хорошим продажам. Но эталон становится идеей, а идея превращается в ложный идеал, и вот уже мы имеем общий «стандарт» красоты, неизменно западный, захватывающий ума и сердца, вытесняющий расовую красоту. Так, что мы часто и не задумываемся, почему то или иное признаём мы «красивым» или «правильным», что было бы, в действительности, верно, не находись мы в обществе, где на наши разум и волю постоянно оказывают влияние извне с целью манипулирования массовым сознанием, в результате чего многие идеи и чувства, которые мы имеем, не исходят напрямую из нашей души, а признаются за истину лишь в виду самообмана разума, на который толкают нас изо дня в день, из часу в час без нашего осознания этого.

Так, уже и видим мы, что кореянки спиливают себе скулы и подбородки в погоне за более «европейским лицом», удлиняют и заостряют носы, японские девушки красят волосы в светлый цвет и делают операции на ногах, чтобы они казались «прямее», а китаянки искусственно увеличивают размер глаз, удаляя монгольскую складку. Европейки вкалывают ботокс куда только можно и куда нельзя, чтобы их груди, бёдра и губы были до нелепого большими, носят линзы для того, чтобы изменить цвет зрачков с карего на голубой, и худеют до такой степени, что вместо «осиной талии», к которой они так стремятся, мы получаем уродливый спинной хребет, напоминающий высушенную гадюку, и впалый живот, наводящий на размышления о том, что внутри под ним совершенно пусто, а перед нами – не кто иной, как скелет, обтянутый кожей, что смотрится особенно нелепо с уже упомянутыми огромными грудями и бёрдами. В какой-то момент образ высокой, длинноногой, светловолосой европейки с голубыми глазами, большой грудью и стремящимся к нулю расстоянию между животом и позвонком получил всемирное обожание, и для этого нет других объективных причин помимо умелой пропаганды торговцев «красотой», наживающихся на индустрии «подгонки под эталон», результатом которой явилось то, что многие перестали обращать внимание на красоту расовую, пренебрегая теми аспектами красоты, которые составляют неизменное преимущество пред таковыми усреднённого «эталона», напоминающим теперь гипертрофированную карикатуру на то, что когда-то считалось красотой. К счастью, в последнее время наблюдаю я тенденции к снижению уровня обобщённости в отношении обозначенной мной категории, и часто вижу примеры того, как расовая красота вновь постепенно занимает своё место на заслуженном пьедестале. Тем не менее, я считаю своим долгом помочь ей утвердиться на пьедестале этом самом, с тем, чтобы и в других упрочить осознание значимости её, и, по мере возможности, сомневающихся – убедить, а убеждённых – усомнить. Вместе с тем, я в праве здесь критиковать те аспекты, которые мне с эстетической точки зрения представляются непонятными и бессмысленными, и значительную часть уделю я критике красоты европейской, поскольку слишком много слышу разговоров в пользу последней, и совсем мало – иной. Здесь же, выступая как художник, я нацелен подвергнуть стандарты обстоятельной критике, обосновав без ухищрений, что считаю я привлекательным, а что – безобразным, так что и читателю это поможет поразмыслить над предметом самостоятельно, не принимая что-либо как данность, а употребляя подробный анализ, который есть основа философии и всякой разумной деятельности вообще.

Я не имею здесь определённой политической или идеологической повестки дня. Не будем, поэтому, уподобляться плутам, которые, преследуя свои корыстные цели, столь часто в антропологических исследованиях прибегают к такому дешёвому пропагандистскому приёму, как противопоставление крайностей, когда сравнивают наиболее красивых представителей расы, которую хотят возвысить, с самыми неказистыми представителями расы, которую они хотят принизить. Если бы мы поставили задачу сравнить всех представителей каждой из рассматриваемых рас друг с другом, мы должны были бы сравнивать самых красивых - с самыми красивыми, самых безобразных – с самыми безобразными, и всех, кто посередине – соразмерно их положению на данном спектре. Я, однако, не изберу ни первый путь, ни второй, а пойду путём третьим, который мне кажется наиболее приемлемым в рамках данной работы. Я буду отдельно рассматривать разные аспекты красоты, уделяя внимание тому, как они проявляются в той или иной расе в большей или меньшей степени, одновременно рассматривая, каким образом эти аспекты переплетаются друг с другом и образуют то, что мы именно и называем «расовой красотой». Ну и, разумеется, необходимо мне заранее отметить и то, что рассматриваемая в данном труде красота – исключительно женская. Как отметил Штрац, «женщина представляет нам род в несравненно более чистой форме», что несомненно является правдой, хотя я слукавлю, если скажу, что моё желание описывать красоту именно женскую не было помимо прочего обусловлено тем, что гораздо чаще присматриваюсь я именно к красоте женской, нежели мужской; и именно размышления о ней побудили меня к написанию настоящего изложения.

Здесь же считаю я своим долгом отметить и то обстоятельство, что меньше всего мне хотелось бы, чтобы данная работа хотя бы даже в самой малой степени способствовала восхвалению женщины. Здесь я – и я подчеркну это так, чтобы отпала всякая возможность иносказаний – рассматриваю не женщину, а её облик. Я рассматриваю сосуд, а не его содержимое. Неглубокое и весьма посредственное нутро женщины представляет предмет другого труда. Самой большой ошибкой было бы проектировать красоту видимого образа на запятнанную порочностью душу, и пусть моё предостережение убережёт пытливых искателей истины от всякого ложного толкования.

Не ставя своей задачей подробные исследования расовых типов, каковые были предприняты уже неоднократно, я сконцентрируюсь на двух основных полюсах красоты – западной и восточной, или – на более узком плане – европейской и азиатской, хотя и другие некоторые регионы и расы будут тут упомянуты и не останутся обделёнными вниманием. Это я прошу иметь в виду во избежание нападок в том, что труд этот недостаточно подробен или пространен, ибо является он именно тем, чем я задумал его, и сказано в нём то именно, что я хотел сказать, не прибегая к чрезмерным отклонениям от заданной темы.

***

Прежде всего, скажу я о цвете волос. Чёрные волосы гораздо красивее смотрятся на светлой коже в виду того, что создают определённый контраст, тогда как светлые волосы, сливаясь по цвету с кожей, с эстетической точки зрения совершенно пресны. Это утверждение справедливо не только к белокурым волосам на белой коже, но и к русым волосам на коже смуглой. Рыжие и красные волосы могут красиво смотреться на светлой коже, но лишь если на той отсутствуют веснушки, ибо веснушки суть уродство, поскольку создают впечатление беспорядочности и цветового шума. Бывает так, что какие-то другие черты лица перевешивают эту черту в некоторой степени, так что общий образ не оставляет неприятного ощущения, но не оставляет сомнения, что без этой черты образ был бы гораздо привлекательней. Белая и светло-смуглая кожа определённо красива, поскольку бледность напоминает нам о смерти, а смерть, как известно, есть лучшее украшение женщины. И я готов защитить это утверждение не только лишь поэтически красивым предложением, но и указав на то обстоятельство, что жизнь неизменно ведёт к старости, а вместе с ней – и увяданию красоты молодости, тогда как за смертью же старение невозможно; смерть фиксирует образ, существующий до неё, не позволяя ему далее каким-либо образом чахнуть и терять свою красоту. Пускай даже и само тело подвержено разложению и гниению, это не в состоянии как бы то ни было повлиять на нетленность образа, запечатлённого, подобно фотоизображению, с моментом прихода смерти. Такой образ не знает старения, ведь образ стареет вместе с телом, а всему мёртвому – старение чуждо. В то же время, образ и не гниёт вместе с мёртвым телом, как можно было бы логически предположить, поскольку чем больше времени проходит с момента смерти, тем более отделяется образ от тела, к которому был привязан при жизни, в конечном итоге становясь абсолютно самостоятельным, не подверженным не только старению, но и всякого рода процессам, присущим телу post mortem. Но образ тесно привязан к трупу ещё тогда, когда признаки разложения не видны на лицо, а из явных видимых признаков смерти наиболее явственно выражается бледность кожи. В этой бледности мы наблюдаем красоту нетленной молодости, которую воспели в своих произведениях многие великие поэты, именно в смерти женщины и черпавшие вдохновение.