— Шли бы вы, со двора, — с угрозой говорит жилистый, чернобородый мужик.
Я взираю на эту разношёрстную публику и, чем-то её жаль. Не сомневаюсь, для них, Эдуард Борисович, был хорошим хозяином, благородным отцом своего многочисленного семейства. Ну, а мы то, тут, причём? Корчу недоуменную рожу, чешу в удивлении голову:
— Так, мы, по приглашению. Лично, сам, Борис Эдуардович пригласил. Он так сказал, как будете свободными, милости прошу в гости. Вот, мы и здесь. Стол бы лучше накрыли. Не хорошо не исполнять волю вашего хорошего, бывшего хозяина.
— Пригласил?! — всплескивает руками молодая, кровь с молоком, девица.
— Не может быть? — ахнул чернобородый.
— Какой порядочный, высокого нрава человек! — мордастая баба в страданиях закатывает глаза.
— Кто сейчас за хозяина? — строго спрашиваю я.
Чернобородый горестно высмаркивается, смущённо прикрывает глаза, но в них я улавливаю промелькнувшее торжество. Никак, мужик, благодарен нам, за свершившийся факт!
— Мне, пришлось, занять его место, — ещё чуть-чуть, и он разрыдается. Вот, лицемер! Чувствую, закрутит он здесь, гайки.
— Ну, так, командуй!
— Ну, как бы это сказать, в дом, что ли, проходите, гости дорогие. Если, на то, воля уважаемого Бориса Эдуардовича, никак нельзя идти супротив неё!
— Именно так, — хвалю его.
Светочке и Игорю дают по леденцу на палочке, волчонку наливают молоко, мы, степенно идём к крыльцу. Вон, они, артефакты! Валяются в грязи, никто ими не заинтересовался. Сразу не кидаюсь, чтоб не заподозрили, что ценны они для нас. Заходим в дом. Пахнет сушёными травами, свежевыструганной доской, плавают ароматы настоящего украинского борща, а запах котлет — возвышает душу. Глотаю слюнки. Давненько ни ели такой еды.
В предбаннике складываем оружие. С кувшина поливают на руки, умываемся, степенно входим в большой зал.
По центру стоит здоровенный стол, изготовленный из толстых дубовых досок, застелен цветастой скатертью. Молодухи поспешно заполняют его всякой всячиной.
О! В центр стола кладут поднос, доверху наполненный душистым, покрытым коричневатой корочкой, воздушным хлебом. На подносах благоухают всевозможные колбасы, окорока. Белеет пласт наперчённого сала. Грудами лежит чеснок, зелёный лук, сметана, творог, головка сыра. Естественно, борщ и котлеты по-киевски. А так же, квас, морс, соки из свежих яблок, вино, самогон, в запотевшем сосуде. Хорошо жил, Борис Эдуардович! Сам виноват. Злость и вседозволенность сгубила.
Садимся за стол. По началу, на нас многие бросают неприязненные взгляды. Затем, после рюмки, другой, кстати, мы ни-ни, в отличие от бывшего хозяина, законы не нарушаем, полезли к нам обниматься. Изъявляют нам высокое почтение, восторгаются храбростью и т. д. и т. п. Мордастая баба, под конец застолья, разрыдалась, обозвала нас сынками, слюняво чмокает в щёки. Впрочем, самая обычная попойка. Далее пригласили балалайщиков, те как взъярили, дом с фундамента едва не слетел. Всё же, какие радушные люди!
Прощались уже под вечер. Народ вывалил из хаты, горланит песни, обнимаются, бабы виснут на наших шеях. Чернобородый, кстати, он оказался старшим зятем, Бориса Эдуардовича, Григорий Охлобыстин, притащил нам наши ранцы, забили всякой всячиной. Я, так, мимоходом, прихватил артефакты и ведёрки со смолой, и мы, под бренчанье балалаек, расстались.
Безусловно, идти в ночь, высшей степени абсурдно. Но, и так сидели, как на иголках. Жена, то есть, вдова Фёдора, в любой момент может обнаружить мертвеца в погребе и, тогда у нас начнутся новые проблемы. Уж лучше к первобытным зверям, чем оставаться у этих, благожелательных людей. Настроение, у них, быстро меняется. Сейчас с хлебом и солью, завтра — на кол.
Без помех выходим с посёлка. Нас все знают, воины у ворот, жмут руки, высказывают своё почтение, сожалеют, что уходим. Но, ни кто нас не удерживает, по закону — мы свободные люди.
Пытаюсь связаться с Виргом, но он невнятно сообщает, что в каких-то горах и, мысленная нить обрывается. Он далеко и он занят.
Вспоминаем Росомаху, не выдал, пришёл на помощь. Необычный человек. Хотя его можно понять, он высокого полёта, для него, данная ситуация — большая политика. Такие люди, чтят своих царей и чужих правителей.
В данный момент, у нас не идёт война друг с другом, только готовимся. Уверен, даже если бы мы воевали, он отпустил бы меня, Аскольда — вряд ли. Для него, было бы большой честью, ворваться к нам в город и потребовать от меня, сложить оружие. Вот тогда бы он стал героем. Вот тогда пленил бы. Тогда, это было бы правильно.
Росомаха не торопится, делает своё дело и правильно его исполняет. Поэтому он второе лицо, после императора Вилен Ждановича. Единственное, что могу сказать, сожалею, что он не с нами. Хотя, если разобраться, два таких человека, как князь Аскольд и генерал Виктор Павлович, понятие несовместимое.