И, если я даю добро, приезжают уже официальные люди. И начинают переговоры с теми, кого обыватели видят в газетах и интернетах. Чиновники, службы, госслужащие. Процедура проработана. И отлажена, как часы.
Мне такая жизнь по кайфу, мне все нравится. В первую очередь нравится то, что никакого криминала. Нет опасности влететь на зону. Не хочу. Как вышел семь лет назад, так и не тянет больше. Наоборот, только-только от всех повадок блатных избавился, на человека стал похож.
Вкус к жизни нормальной почувствовал. Дорогие привычки приобрел. И не хочу это все терять. Нет уж.
Иногда по утрам смотрю на себя в зеркало и охереваю. Где тот блатной паренек Миха Лысый? Куда делся? Нет его больше. И не надо, чтоб возвращался. Не надо.
Маринка Ремнева вон, иногда припоминает мне, каким я был после отсидки. Она же меня еще с тех времен знает.
Я тогда, после того, как откинулся, прямо, в чем был, в магазин пришел в родном городе. Мама моя живая была еще, не хотел с пустыми руками. Зашел, решил духи ей купить, хорошие. А на меня, как на тварь смотрели, носы воротили чистенькие девочки-продавцы. Ну понятное дело, зоной от меня несло за километр. Я даже растерялся. Помню, стоял, как дебил, посреди сверкающих витрин, оглядывался и чувствовал себя дураком последним. Так и ушел бы, если б не она. Маленькая, охренительно симпатичная блондиночка. Подошла, начала чирикать чего-то. Нежненько так. Я и разомлел. Бабу такую чистую и не помнил, когда видел в последний раз. Купил, даже не раздумывая, то, чего она мне в руки всунула, и ушел.
Мама плакала. Говорила, что такие же духи ей отец когда-то дарил. И запах прям такой же.
Я после этого частенько к Маринке заходил, пока она работала еще в том магазине. Брал чего-то, то себе, то матери еще. То бабам своим. А она никогда косо не смотрела. Хоть я тогда только на фене разговаривал. И выглядел на редкость херово. А она ни разу носик свой не сморщила презрительно.
Честно, у меня, как и у любого нормального мужика, мысли были на ее счет. Ну а чего? Такие уж мы твари. Еще не поздоровался, а уже мысленно раздел и поимел по-всякому. Бабам про такое знать не обязательно. Мысленно не значит, что по-настоящему же?
Потом Маринка попала. А я помог. И даже не один раз. И вот кто ж знал, что она уже с Ремневым гуляла тогда? Принесло его как раз в мой родной городишко. По задачам от Сухого. Познакомились они, закрутилось все как-то. И, хоть Ремнев, несмотря на всю свою крутость, очень нехило лоханулся тогда с Маришкой, так лоханулся, что, не будь меня рядом, и вообще лютый пиз**ц был бы, но вопрос, мной решенный, заценил. И перед Сухим за меня попросил. Скрипя зубами, наверняка. Потому что ревнует, дурак, свою Маринку до сих пор так, что глаза белыми становятся, как меня видит. А мне по-приколу его позлить. И Маринка мне по-доброму улыбается всегда. Прямо как в тот первый раз, семь лет назад, когда в зэке стремном человека увидела. И не отвернулась.
Столько времени прошло. Я уже другой. У нее от Олега малявка растет. И ее парень старший тоже серьезный такой, прикольный. Я иногда смотрю и думаю, а чего было бы, если б я тогда, семь лет назад… По-другому помог? Взял на себя ответвенность? И Маринку бы взял до кучи? Может, тогда у меня бы сын приемный рос, и малявка с моими глазами беззубым ртом лыбилась?
Не знаю. Правильно, неправильно. Неважно. Маринка с Ремневым. Я один.
Размышления прерывает звонок. Пилот.
Я кошусь на немного поморщившуюся от громкого звука девчонку, подношу трубку к уху.
– Ну ты, Лысый, и умеешь озадачить! – по голосу понятно, что Пилот изрядно нажратый, но говорит связно. И видно, что старается себя в руках держать, контролирует базар. – Ее нет в списке приглашенных. Вообще ни в каком списке нет!
Я терпеливо жду, пока он уже завершит прелюдию. Терпеть не могу такого дерьма. Но пока терплю. В конце концов, я сегодня нехило спустил пар. Так что пусть Пилот спасибо девчонке, мирно пускающей слюни на заднее сиденье моей тачки, скажет.
– Она, оказывается, прошла вместе с работниками. Подружка бармена. Имя Елена Мелехова. Двадцать один год, учащаяся социально-педагогического колледжа, выпускная группа. Живет с сестрой, старшей. Родители погибли давно уже.
– С кем спит?
– Да бармен клянется, что ни с кем. Динамо она.
Я опять кошусь на невинное личико и припухшие губки. Ага, бл*, динамо…
– Адрес.
Пилот диктует адрес, и я сбрасываю.
Смотрю в задумчивости на девчонку. Домой ее везти? Мама не ждет… Сестра тоже вряд ли… Может, к себе, на хату? Продолжить веселье. Член дергается. Очень даже за. Кто бы сомневался.
Тут она сонно причмокивает губками и переворачивается, ежась от утреннего холода, пробирающегося в машину через открытое окно. Я поправляю съехавшую с узкой спины куртку. На открывшеся шее следы моих пальцев. Да, бл*. Жестко я с ней. Елена Мелехова. Двадцать один. Целая жизнь между нами. Целая, мать ее, бл*дская жизнь… Не нужен тебе я, Елена Мелехова. И ты мне не нужна.