— А что конкретно? — настаивал Турецкий.
— Ну какие-то обобщения по всем этим последним, «банковским» делам. Во-первых, поразительная наглость нападавших. Попытку ограбления, к примеру, даже и не инсценировали. Киллеры, похоже, действовали под личиной врачей «скорой помощи». Были замечены белые халаты. В двух случаях из четырех известных. Я тут для себя выписал кое-что, если хотите, дам прочитать.
— Естественно, хочу. А сам Викулов как выглядит сейчас?
— Ну вы же в курсе, наверное?
— В курсе.
— Так и выглядит. Вами интересовался. Я понял, что хочет встретиться. Возможно, как раз по этому поводу. А вообще, скажу вам, Александр Борисович, меня во время разговора с генералом не оставляло ощущение, что все эти банкиры, труд этот его и остальное ему сейчас абсолютно до лампочки. И выглядел он таким растерявшимся опером, который парочку раз грандиозно сел в лужу. Но мне не отказал, ответил на все мои вопросы, позволил даже ксерокс снять с некоторых своих документов. Но, я повторяю, в основном общие соображения.
— Ладно, тогда продолжаем заниматься своими делами. Теория теорией, а нам нужны убийцы…
Впоследствии выяснилось, что Стас Пономарев был вовсе не далек от истины, характеризуя генерала как провалившегося опера. Викулов в какой-то момент, обуреваемый ненавистью к насильникам, а также почему-то повинуясь, вопреки всякой логике, просьбе дочери не поднимать шума, поскольку все равно никого наказать не удастся, а грязи на ее голову выльется предостаточно, решил взять бразды расследования в собственные руки. Казалось, он это сможет. Он был достаточно уверен в своих силах, в своем опыте, наконец. И потому уговорил Марину написать-таки заявление, которое и было передано в то самое отделение милиции, сотрудники которого примчались первыми по вызову из ресторана.
А в один из дней Василий Георгиевич, сменив генеральскую форму на обычный костюм, решил заняться личным сыском. Ему все казалось, что местные оперативники просто не умеют работать… Понимал, что поступает не совсем умно, но что-то его прямо-таки подталкивало действовать.
Он несколько раз посетил злополучный ресторан, где, как всегда, сражались гладиаторши, срывая друг с дружки узкие тесемки, которые лишь условно можно было назвать купальниками. И белокурая «Жизель», потеряв опору и последние лоскутья, ловко падала, раскинув ноги. И трюк этот неизменно вызывал шок у публики, которая стремилась тут же, немедленно и щедро, вознаградить пострадавшую.
За одним из столиков, где собрались бритоголовые хмыри, Викулов услыхал однажды обрывки фраз о «чувихе», которую здесь «трахали». И хотя ничто не указывало на Марину, он решил выследить одного из парней.
Стесняясь собственного легкомыслия и оставив машину, он сел в троллейбус. Только жуткая обида за дочь и непримиримость Марины заставляли его действовать таким образом. Он проехал несколько остановок, наблюдая за бритоголовым. Незамеченным сошел на остановке, где тот выскочил. Долго плутал между зданиями, стараясь не упускать его из виду. Когда, наконец, громады зданий сомкнулись, парень исчез. Викулов растерянно остановился, размышляя, как поступить дальше. Теоретически он понимал, как надо грамотно вести слежку, и готов был уверенно учить этому других. Но гнев и боль затуманили ему голову. А может быть, он никогда и не был расположен к сыскной работе? Во всяком случае, оставшись в одиночестве, он почувствовал себя беспомощным.
А когда повернул назад, бритоголовый как из-под земли вырос перед ним.
— За мной следишь, сука? Чего надо?
Поправив очки, Викулов хотел изобразить удивление, но от размашистого тычка полетел в канаву. И пока искал очки, бритоголовый как появился, так же внезапно и пропал из виду.
В местном отделении милиции Викулов представился, однако не стал рассказывать о своей позорной слежке. Но потребовал, чтобы ему показали все материалы расследования. Затем просмотрел картотеку преступников, втайне надеясь обнаружить в ней своего обидчика. Однако так и не нашел.
Тем не менее хорошо поставленным твердым голосом он потребовал отчета у местных пинкертонов. И убедился, что они так же далеки от разгадки, как и он сам. Но замначальника отделения седеющий майор Феклистов по кличке Лупатый вовсе не был намерен принимать обвинения в бездеятельности. И на все вопросы и упреки отвечал заученными фразами:
— Работаем. Стараемся…
Он запомнился глазами навыкате, выпирающим кадыком и вставными челюстями. А мог бы запомниться еще пристальным взглядом и неторопливыми движениями, которые свидетельствовали о его внутреннем спокойствии и благополучии.
Он вежливо проводил недовольного генерала, но при этом не потерял уверенности и достоинства. Вытянувшиеся в струну оперы понимали, что генерал не был их непосредственным руководителем. Однако не могли и не восхититься выдержкой своего начальника, старались брать с него пример.
Никто из молодых не предполагал, что спокойствие Лупатого происходило вовсе не от силы воли, а от сознания, что главная опасность кроется совершенно в ином.
Вечером того же дня Феклистов был настроен нервически, рычал на домашних, ожидая телефонного звонка. И когда в условленный час заговорил мобильник, он представил себе на другом конце Москвы широкоплечего горбоносого человека и ответил с волнением, прикрывая рукой телефон, чтобы кто-нибудь из домашних не мог его услыхать:
— Так точно… Бульдожку приводили. Предлагали купить. Нет… Про Филю не упоминали. Картотеку пришлось показать. Но там же… Да… Там никого нет.
Феклистов восхищался собственной изобретательностью. Поди догадайся, о чем беседуют два собачника. Зато горбоносый прекрасно знает, что под «бульдожкой» подразумевался генерал Викулов, внешне похожий на пса этой породы. А смысл его визита зашифрован в словах «покупка», «картотека».
По существу, важнейшая информация. За такую информацию горбоносый всегда платил щедро. Вот уже и домик на Пахре — в три этажа с гаражом и банькой — построен на эти «благотворительные пожертвования». И до сих пор никто ничего не заподозрил.
О том, что такая информация вызовет сразу несколько смертей, Лупатый привык не думать. Ежу понятно, что Борец немедленно примет меры. Но это не имеет отношения к заветной дачке майора Феклистова на Пахре.
Глава 7 Найти след!
Звонок Викулова застал Александра Борисовича в кабинете, когда тот собирался уходить. К его несказанному удивлению, давнишний приятель, оппонент, а в последнее время откровенный недоброжелатель, попросил о личной встрече.
— Готов прибыть, куда скажешь, — шутливо заметил Турецкий.
— Нет. Я сам приеду, — торопливо отозвался собеседник. — Скажем, через час. Можно?
— Буду ждать.
— Спасибо…
Турецкому даже показалось, что эхом пронеслось по проводам его имя… Саша… Так Викулов не называл его уже лет десять.
Поведение заносчивого Васьки, Василия Георгиевича, могло бы вызвать удивление, если бы Турецкий не отучил себя удивляться чему бы то ни было.
Осталось терпеливо ждать.
Викулов появился минута в минуту. Сильно постаревший, как показалось Турецкому.
— Кофе? — вопросительно глянул Турецкий.
Викулов помедлил с ответом.
— А чего покрепче не найдется? Запретил себе думать об этом в связи с некоторыми событиями. И вполне удавалось. А увидел тебя и понял, что необходимо ослабить узду. Тем более что рабочий день кончился.
— Если учесть, что у всех нас рабочий день не нормирован, можно ослаблять узду в любой момент. Ради хорошего настроения.
— Ну, хорошего настроения у меня, наверное, уже не будет никогда.
Турецкий взглянул с прищуром, потом неторопливо поставил рюмки и разлил коньяк.
Викулов опрокинул рюмку не поморщившись, будто выпил простую воду. К разломанной шоколадке не притронулся. Турецкий понял, что время шутливых реверансов прошло, и тоже молча выпил.