Роман насыщен метафорикой, или, скорее, символикой, и главное место здесь принадлежит символам «причастия буйвола» и «причастия агнца». Собственно, в Библии агнцы противопоставлены волкам, но Бёлль сознательно заменяет «волков» на «буйволов», чтобы подчеркнуть грубую, животную, тупую силу тех, кто воплощает насилие над личностью. И это, конечно, прежде всего те, кто разделяет фашистскую идеологию и практику. Главным среди «буйволов» оказывается Гинденбург, который был ярым милитаристом и националистом, расчистившим путь Гитлеру к власти.
Среди тех, кто принимает «причастие буйвола», не только реальные исторические фигуры, воплотившие весь ужас немецкой истории первой половины двадцатого века и особенно тридцатых – сороковых годов. Здесь и вымышленные персонажи, запятнавшие себя тем, что быстро и охотно присоединились к «запросам времени», тем самым – к «буйволам», вроде одноклассника Роберта Фемеля Неттлингера, руки которого сильно запачканы кровью. Антиномия «агнцы» и «буйволы» становится главной символической линией романа. «Причастие буйвола» изначально связано в романе со всем пугающим, отвратительным и аморальным. Исторически Бёлль соотносит это понятие с Гинденбургом, а тот является в романе синонимом милитаризма. Милитаристы, те, от кого исходит военная угроза, в чьих руках оказываются судьбы миллионов людей, пожалуй, самая ненавистная для Бёлля каста.
В школьные годы Роберта Фемеля юный подмастерье Ферди прокрался в квартиру грубого и жестокого учителя гимнастики и бросил ему под ноги самодельную бомбу. Свой поступок Ферди «искупил под топором палача»; рассыльные на мотоциклах носились по городу, расклеивая плакаты о его смертельном приговоре. Местная газета сообщала о произошедшем под броским заголовком «Поучительная казнь». Это Роберт запомнил навсегда, а тогда он думал: как люди могут, зная о казни Ферди, есть мороженое и пить пиво? Сам Роберт еле спасся благодаря бегству в Голландию, но, прежде чем он успел бежать, его одноклассник Неттлингер и компания избили его бичом из колючей проволоки, исполосовав ему всю спину. Произошло это прежде всего потому, что он заступился за другого одноклассника, Шреллу, который потом тоже бежал. Отца Шреллы в нацистские годы убили.
Уже после войны, вернувшись в ФРГ на короткое время, Шрелла идет по знакомым местам, а в это время дети Неттлингера играют в бадминтон на безупречно подстриженном газоне. И дочь Неттлингера спрашивает отца: «Папочка, объясни мне толком, что такое демократия?» И для «буйвола» Неттлингера настает желанный миг, когда он может с торжественным видом дать детям свои демагогические объяснения. «Буйволы» уничтожили множество невинных «агнцев», казнили юного Ферди, совершившего покушение на омерзительного нацистского учителя гимнастики, убили отца Шреллы, а мальчика, который передавал записки от Роберта, вынужденного бежать в Голландию, они «отправили туда, где люди бесследно исчезают». А теперь все те же «буйволы» желают, чтобы все быльем поросло: зачем, мол, ворошить старое? Иоганна, мать Роберта Фемеля, хочет стать «орудием Господа» – отомстить «буйволам».
Роберт поклялся никогда не принимать «причастие буйвола». В войну он попал в саперные войска. Его обучили, и он стал подрывником, а потом сам обучал команды подрывников: «сеял формулы, которые несли с собой как раз то, чего он желал: прах и развалины», месть за смерть «агнцев», подмастерья Ферди и мальчика, бросавшего в почтовый ящик его родителей записки из Голландии.
В одном из интервью Бёлль комментировал эту антиномию, разделение героев романа на две противоборствующие, противопоставленные друг другу группы. Он подчеркивал, что это деление базируется на его, автора, «представлении о Гинденбурге и всех этих немецко-националистических уголовниках, которых я, собственно, считаю ответственными… Это мрачная, темная сила; это соединение юнкерства и банкиров с идеями немецкого национализма; это и были для меня буйволы. Я назвал их в своем романе буйволами, потому что они, как стадо буйволов, вытаптывали все вокруг, а других я назвал агнцами, жертвами… Мне было пятнадцать. Мы напряженно следили за результатами выборов и были рады, когда в ноябре 1932 года нацисты понесли тяжелые потери. Это был знак надежды». «Но потом, – продолжает Бёлль, – все было очень ловко прокручено Папеном, Гинденбургом, банкирами и националистами», в результате чего «буйволы» оказались у власти.