Приведем еще несколько записей, сделанных в те дни другими, малоизвестными или вообще неизвестными лицами. Но дело не в них, а в том, как они воспринимали события надвигающегося полного краха рейха.
Вот что пишет некий офицер танковых войск в Берлине 16 апреля 1945 года:
«Новый командный пункт на станции Анхальтер Банхоф. Кассовые залы вокзала и перроны напоминают военный лагерь. В нишах и уголках теснятся женщины и дети… Поезда с ранеными медленно движутся по С-Бану (вариант наземного метро, или городская железная дорога. – И. М.)… Крики, плач, проклятья… Массы людей заполняют шпалы, пытаясь куда-то бежать и оставляя за собой детей и раненых. Людей затаптывают… Ближе к вечеру перебираемся на станцию Потсдамер Плац. Командный пункт на первом этаже, поскольку нижние шахты затоплены водой. Бомбовые разрывы пробивают крышу. Тяжелые потери среди раненых и гражданских лиц… Снаружи взрываются под русским огнем склады фаустпатронов. После мощного взрыва у входа в один из вокзалов – страшное зрелище: мужчины, женщины, дети в прямом смысле налеплены на стены… Потсдамер Плац – поле развалин. Количество разбитых вдребезги транспортных средств не окинешь взглядом. В расстрелянных санитарных машинах еще лежат раненные. Повсюду трупы. По большей части раздавленные танками и грузовиками…»
Еще фрагмент наблюдений другого человека, от 30 апреля того же года:
«Мы сидели в подвале и ждали. Запах дыма, крови, пота и сивухи витает надо всем. Вдруг нас вызвали на улицу: в руинах дома напротив найден гротескный арсенал флагов со свастикой и портретов фюрера. Две огромные комнаты заполнены доверху. Если бы эту дрянь нашли позже, кто знает, не обвинили бы в этом нас. Владельцы обоих духоподъемных помещений уже две недели назад смылись из города на грохочущих лимузинах в западном направлении. Мы поспешно швыряем флаги в огонь. Пулеметные выстрелы приближаются. Мы, сжавшись, уползаем обратно в подвал. При попытке проникнуть в дверь видим над уцелевшим куском противоположной стены головы эсэсовского патруля. Они все еще продолжают прочесывать улицы… Мы вжимаемся в какой-то угол возле двери.
Теперь выстрелы уже звучат в саду… Потом становится тише. Когда мы осторожно поднимаемся по узкой лестнице, после целой вечности вслушивания и ожидания, начинается дождь. На доме по ту сторону Ноллендорфплаца мы видим сверкание белых флагов. Мы привязываем повязки из кусков белой ткани на рукава. А тут уже двое русских поднимаются на ту же низкую стену, на которой так пугающе недавно появлялись эсэсовцы. Мы поднимаем руки. Мы показываем на наши белые повязки. Они машут руками, улыбаются. Война кончилась…»
А вот что записала некая женщина из городка Йеттинген 2 мая 1945 года:
«Когда я сегодня рассказывала нескольким людям о смерти Гитлера, они глядели на меня равнодушно: «Вот как? Наконец-то! К сожалению, слишком поздно»… Людям здесь абсолютно все равно, жив или уже мертв Гитлер, некогда боготворимый, возлюбленный фюрер. Он отыграл свою роль. Из-за него погибли миллионы – теперь миллионы не скорбят по поводу его смерти…»
3 мая 1945 года известный писатель-антифашист Гюнтер Вайзенборн, арестованный в 1942-м, приговоренный к смертной казни за активное участие в движении антифашистского Сопротивления и в 1945-м освобожденный советскими войсками, записывает:
«Я ехал на велосипеде по большой деревне и спрашивал, где находится бургомистр. Он сидел с двумя другими мужчинами в своем кабинете: трое отяжелевших, широкоруких крестьян… Они растерянно посмотрели на меня. Я был весь мокрый от дождя, и на руке у меня была красная повязка. Я положил на стол удостоверение русской военной комендатуры, которое подтверждало, что я новый бургомистр. Нацистский бургомистр внимательно прочитал его, положил на стол связку ключей и стопку печатей… На следующий день мною были отправлены группы, которые хоронили в поле погибших, приводили в действие мельницу, закапывали мертвый скот и собирали живой, очищали улицу и начали приводить в порядок школу…»
Даже знаменитый Эрнст Юнгер не поленился сделать 6 мая 1945 года короткую запись:
«Дороги забиты заключенными концлагерей… Утром шестеро евреев, которых освободили из Бельзена, зашли во двор. Младшему было лет одиннадцать. С удивлением, с голодным вниманием ребенка, который никогда не видел ничего подобного, он разглядывал книжки с картинками…»
Процитируем еще одну любопытную запись: