Нобелевский лауреат Гюнтер Грасс описывает в одном из рассказов, как двое его героев, галеристы и торговцы живописью, отправляются в роковом 1933 году к дому знаменитого художника Макса Либермана, почетного президента Прусской академии искусств, который после прихода нацистов к власти откажется от этого звания, отражавшего его заслуги перед немецким искусством. Пока они приближаются к дому, в городе начинается факельное шествие. Они слышат «вопли народного ликования», «нарастающий рев множества глоток». Заметим, как «замечательно» все начиналось. Молодой рассказчик не скрывает, что при виде факельного шествия он заражается этим «духом ликования», испытывает ощущение чего-то «неудержимого, неотвратимого». Между тем великий художник Либерман следит за происходящим с плоской крыши своего дома. Он признается гостям, что уже не раз наблюдал оттуда некоторые ключевые моменты немецкой истории, а теперь решил бросить «последний взгляд сверху». И тут он произносит фразу, ради которой, надо полагать, написан этот рассказ. «Отвратив свой взор от исторической картины, – пишет Грасс, – он с берлинским акцентом изрек: «Я просто не в состоянии столько сожрать, сколько мне хотелось бы выблевать». Счастье Либермана, что он вскоре умрет, прежде чем угодить в один из нацистских лагерей уничтожения.
Диктатура Гитлера держалась во многом на «тайне повелевания массами». Еще в «Майн кампф» он признавался, какое значение придает воздействию на массы, способам внушения. Герману Раушнингу, с которым он познакомился в 1934 году, когда тот был президентом данцигского национал-социалистического сената (а потом одним из приближенных Гитлера), он говорил: «Я фанатизировал массы, чтобы сделать их инструментами моей политики». Генрих Гофман, автор книги «Гитлер, каким я его видел. Записки лейбфотографа», передает ту обстановку мифологизма, которая окружала Гитлера при жизни, обстановку, полную патетических и мистических ассоциаций, героизирующих вождя. Гитлер не верил ни в астрологию, ни в потусторонний мир. На восемьдесят процентов его поведение определялось трезвым расчетом, на двадцать – интуицией. Его ссылки на «провидение», без которых не обходилась ни одна публичная речь, были, по мнению многих близко знавших его, чистой демагогией. Кстати, во время своих публичных выступлений он любил видеть перед собой фанатичных женщин, своих неистовых поклонниц, разжигавших толпу. «Фанатки» Гитлера сыграли немалую роль в укреплении его власти. (Правда, в реальной политике женщины никакого влияния на него не оказывали.)
До сих пор ни одно из бесчисленных исследований о нацизме и Гитлере не обходится без главного вопроса: как стал возможен его приход к власти, как могли допустить это немцы, откуда взялась такая пассивность или, наоборот, такой бешеный энтузиазм масс? Конечно, к началу 1933 года большинству было не так-то просто представить себе последствия его прихода к власти. Многим национал-социализм казался единственным решением, которое соответствовало материальным и националистическим интересам. Победа Гитлера – если отвлечься от важнейшего фактора, каким был сговор и интриги некоторых правящих властных фигур – стала возможной благодаря тем самым миллионам, которые голосовали за него. А голосовали они потому, что он был единственным, кто обещал быстрое, простое и легкое решение всех проблем и сулил величие нации, истерзанной годами неудач. Ненависть большинства немцев к Веймарской республике была столь велика, что простые рецепты Гитлера увлекли их за собой в бездну, и многие миллионы, считавшие, по крайней мере до Сталинграда, что сделали прекрасный выбор, так и не успели осознать, что в надвигающейся трагедии есть и их вина.
Апеллируя к национальному чувству, Гитлер завоевывал все новых и новых сторонников. Играть на патриотизме, назвать «виновного», обещать величественную перспективу – таков был простой рецепт захвата власти и ее укрепления для человека, начисто лишенного «химеры» под названием совесть. Говорят, немцы недооценили Гитлера. Но скорее они его неправильно поняли и неверно истолковали его «послание», польстившись на легкость достижения обещанного. До 1938 года, а возможно и позднее – до Сталинграда – современники, восхищавшиеся Гитлером, видели не то, что видят нынешние немцы: человека, приведшего Германию к катастрофе в результате неуемных притязаний, безумной расовой доктрины и стремления подчинить себе хотя бы полмира, принеся в жертву именно тех, кого он обещал осчастливить своими простыми рецептами. До начала 40-х годов подавляющее большинство соотечественников видело в Гитлере прежде всего необыкновенно удачливого человека.