Как и многие представители антифашистской интеллигенции, искренне намеренные способствовать коренному духовному пересмотру прошлого и разрыву с ним, Ясперс, не признавая «коллективной вины», более всего настаивает на признании вины индивидуальной, на самоответственности каждого. Пробуждение самоответственности, которая достигается самовоспитанием, – вот главное, к чему необходимо стремиться. В упоминавшейся книге «Вопрос о вине» Ясперс говорит о дифференциации «немецкой вины», о разных ее проявлениях, призывая к искреннему осмыслению индивидуальной роли каждого в событиях недавнего прошлого и способов выхода из «немецкого тупика». Этот мотив на долгие годы определит характер литературы ФРГ.
Ставший образцом подлинной национальной самокритики трактат Ясперса в очень большой степени стимулировал процесс самоосмысления в немецком обществе, прежде всего среди интеллигенции. Своей обращенностью к индивидуальному миру человека, к проблеме индивидуальной ответственности за принимаемые на трудных перекрестках жизни решения он сохраняет актуальность и поныне.
Когда летом 1945 года союзные войска освободили узников бесчисленных нацистских концлагерей, когда раскрылось нечто, не вмещающееся в рамки обыденного сознания, когда в городах и деревнях появились плакаты с фотографиями полумертвых от истощения людей на лагерных нарах, открылись горы трупов, сброшенные во рвы тела женщин и детей, когда стало известно про печи крематориев, в которых сжигали людей, когда прохожие увидели на плакатах слова «Это ваша вина!» – совесть людей, пишет Ясперс, стала неспокойной, их охватил ужас. Многие действительно не знали, что происходит в нацистских лагерях уничтожения. Одни не знали, потому что не хотели знать, другие – потому что нацисты тщательно скрывали свои преступления. Кого-то это потрясло, кто-то остался равнодушным, большинство продолжало заниматься своими делами: расчищать развалины, заботиться о том, как перезимовать, как накормить детей. И все-таки эти чудовищные открытия не могли не оказать шокового воздействия. Главным обвинителем нацистского режима Ясперс считает не мировое общественное мнение, естественным образом настроенное в те годы против немцев, а суд внутренний, суд собственной совести: «Для нас гораздо важнее, как мы сами видим себя, осуждаем и очищаемся». Это главная мысль трактата: обвинение и самоочищение должны идти изнутри.
Ясперс предлагает подходить к вопросу вины дифференцированно, различая, помимо юридической, вину политическую (за действия режима, который немцы терпели), вину моральную (за поддержку этих действий) и метафизическую (за пассивность по отношению к совершаемым в стране преступлениям).
Если коллективная вина и существует, продолжает Ясперс, то как «политическая ответственность граждан». Но политическая вина, как и юридическая, не затрагивает души. Моральной вина становится, когда человек начинает всматриваться в себя, дает пространство совести и раскаянию. Моральную вину ощущают лишь те, кто вообще способен на раскаяние. Часто моральная вина возникает как проявление «лжесовести», из чувства «долга» по отношению к «отечеству», когда интересы этого отечества оказываются важнее человеческих, из так называемой «солдатской чести», «верности». Из чувства ложно понимаемого патриотизма люди нередко делали то, что было явным проявлением зла. Ведь «отечество перестает быть отечеством, когда разрушена его душа», когда его именем совершаются преступления по отношению к человеку, группам людей, целым народам.
В особой мере это трагическое заблуждение коснулось немецкой молодежи, которую нацизм вербовал с особым усердием, навязывая ей в качестве образцов для подражания псевдогерманские ценности, «идолов из псевдопреданий». Роковую роль сыграла приверженность внушаемому патриотизму, национальной идее, которая заставляла молодежь отождествлять себя с армией и государством.
Существовала и другая разновидность самооправдания, склонность одобрять нацизм за его «достижения» – за «приращение земель» или, к примеру, ликвидацию безработицы. При этом люди не хотели знать, что достигалось это за счет разрастания военной промышленности, а это было первым признаком ориентации на будущую войну. Или, другой пример, многие приветствовали заглатывание Австрии в 1938-м как осуществление «старого идеала единства» нации и рейха.
Ясперс не игнорирует разницу между активными и пассивными приверженцами фашизма. Но важнее для него другое: каждый, кто, видя несправедливость, издевательства, мучения, которым подвергли других людей, оставался при этом бездеятельным, – виновен. Каждый, кто не проявил «хоть какую-то возможную активность в защиту подвергавшихся угрозам, для облегчения несправедливости, для противодействия», – несет моральную вину.