Мне привиделся сон, в котором я и Салли летели над грядой гор в биплане. По мотору кто-то стукнул, потом удары стали громче и громче. «Нам придется снизиться!» — закричал я. Посадочная полоса открылась в разрыве облаков — почтовая марка из бетона среди серых утесов. Но биплан не хотел снижаться. Удары стали оглушительными. Я открыл глаза. Было все еще темно, и кто-то стучал по корпусу яхты.
— Хршо! — проквакал я. Чувствовал я себя ужасающе. — Кттм?
— Это я, Джорджия.
— Сколько времени?
— Не знаю, около трех. Слушай, выходи скорее. Я скатился с постели и выполз на трап. Джорджия ослепила меня фонариком.
— Пошли в больницу.
— Что-то не так?
— Скотто взбесился.
— Успокой его.
— Нет. Он требует тебя.
— О-о! — Я уже почти вылез на пирс. — Эй, нет. Я должен остаться на лодке.
— Я останусь. При мне пистолет Скотто.
Я поборол желание сесть на пирс и зарыдать.
— Иди назад к Скотто.
— Я остаюсь, — сказала Джорджия. — В случае чего, я могу завизжать. Руки у меня налились свинцом, и я все еще чувствовал желание разрыдаться. Я сказал:
— Не застрели кого-нибудь. — И тяжело пошел по пирсу.
Мотор «БМВ» был разогрет, и пахло горячими дисками сцепления. Я повел машину в Пултни, видя только белые линии дорожной разметки. Чтобы не заснуть, я запел. И даже при этом я наткнулся на живую изгородь и оставил вмятину на дверце припаркованной машины. Но это меня окончательно разбудило. Через десять минут я заворачивал на стоянку больницы «Коттэдж».
Длинное белое здание стояло неосвещенное и тихое. Единственным признаком жизни был холодный свет, горевший над входом отделения скорой помощи. Больница «Коттэдж» имела в штате только одну ночную сестру. В случае необходимости она вызывала дежурного доктора, который, прервав сон, ехал извилистым путем из деревни. Я вошел внутрь.
В ту ночь — скорее уже утро — дежурил небольшой робкий человечек с широкими бровями, который неодобрительно относился к беспорядкам в Пултни. Но сонным он ни в какой мере не выглядел. Он стоял по стойке смирно, со сжатыми кулаками и говорил:
— Сестра! Я сказал, вызовите полицию!
— Участок не отвечает, — оправдывалась сестра, которую звали Хильда Хикс, кругленькая, философски настроенная здешняя уроженка.
— Не могу ли я помочь?
— А! — сказал доктор, поворачиваясь ко мне. — Вы кто? Мистер Эгаттер? А-а... да... Сестра, наберите три девятки. — Но Хильда, не желавшая ничего упустить, осталась на месте.
— В чем дело? — спросил я.
— Австралиец с ушибами на спине взбесился в перевязочной, — объяснил доктор, шевеля бровями. — Он весит не менее двух сотен фунтов, и у него самые крупные спинные позвонки, какие мне доводилось видеть.
— Новозеландец, — уточнил я. — У него что, сотрясение?
— Не заметно, — сказал доктор, моргнув.
— Но мы не знаем насчет другого парня, — вставила Хильда. — Добрый вечер, Чарли.
— Добрый вечер, Хильда. Какой другой парень? — спросил я.
— Тот, кого он преследовал и запер в перевязочной, — сообщила Хильда.
— Ага. Лучше я пойду и посмотрю. Давайте не будем пока вызывать полицию. — Ужасный вопль жителя Новой Зеландии послышался сверху.
— Это он, — сказал доктор.
— Я узнаю голос, — подтвердил я и отправился наверх. — Скотто!
— Чарли! — отозвался Скотто из-за запертой двери. — Чертовски вовремя.
Дверь открылась. Скотто был без рубашки. Его могучий торс частично закрывала эластичная повязка. Лицо было желто-серым.
— Что, черт побери, ты здесь вытворяешь? — спросил я.
Он показал на дверь в перевязочную:
— Ублюдок там.
— Какой ублюдок?
— Меня перевязывали, когда вошел этот ублюдок и попросил, чтобы ему вставили его два зуба. Я пытался задать ему кой-какие вопросы, но он решил спастись бегством.
— Это его ты ударил?
— Не знаю. Но, кажется, он не очень обрадовался, увидев меня. Это ты, маленький трусливый подлюга?
— Полегче, — сказал я.
Доктор Харрис и сестра находились уже здесь. Я обратился к запертой двери:
— Это Чарли Эгаттер. Если вы выйдете, мы только спросим вас кое о чем, и вы сможете уйти. В противном случае я вызываю полицию и вам грозит обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений. Хорошо?
Высокий панический голос за дверью произнес:
— Отвали, Эгаттер! — Голос я узнал.
— Мы входим.
Последовала тишина, затем звук открываемого окна.
— Берегись! — закричал Скотто. Вскочив на ноги, он двинул плечом дверь. Она распахнулась, и Скотто влетел вместе с ней, застонав от боли. Я вошел за ним и выглянул в окно.
Вдоль кирпичной стены викторианской постройки шел узкий выступ. Гектор Поллит продвинулся по нему примернл на десять футов и висел, уцепившись за водосточную трубу, на высоте тридцати футов над гудронированной площадкой.
— Ради Бога, Гектор, вернитесь, — произнес я спокойно.
Он дернул головой, чтобы посмотреть на меня. Кровь на его подбородке казалась черной.
— Отстаньте! — попросил он высоким, полным страха голосом.
— Успокойтесь. Вернитесь. Никто вам ничего не сделает.
— О да, — сказал он саркастически.
— Скотто вас не тронет. И я тоже. Только возвращайтесь.
— Спроси его, что он делал на «Колдуне»! — заорал Скотто за моей спиной.
— Давайте, — уговаривал я. — Сделайте два шага. Мы знаем, что вы не виноваты. Все будет в порядке. И у вас получится материал для репортажа.
Я видел белки его глаз, большие, как луны, и чувствовал запах спиртного.
— Вы славный парень, Гектор, — врал я. — Но у вас есть некоторые нехорошие друзья. Теперь все кончено. — Я вскарабкался на подоконник и подал ему руку. Я видел, что коленки у него дрожат. Он уже протянул руку навстречу. — Это не вы случайно стукнули меня на верфи? — сказал я спокойно. — Кто ехал на вашей машине?
Позже я страшно себя ругал за сказанное.
Потому что Поллит замер, и я увидел, как сверкнули его глаза в свете луны. Он отнял руку и ухватился за водосточную трубу так, чтобы обогнуть ее и перейти на продолжение выступа. Я услышал свой крик:
— Нет! — Потому что верхняя секция трубы прогнулась под его весом. Медленно, ужасно медленно она отошла от стены. Я увидел окровавленный рот Подлита, серебряный и черный в бледном холодном свете, когда, все еще цепляясь за трубу, он повис в воздухе. А потом Гектор упал вниз.
В последний момент он закричал. Вопль оборвался, когда послышался страшный удар. Я прижался к окну, весь дрожа. В желтом квадрате света внизу виднелась тень от моей головы и что-то еще. Оно принадлежало человеку, но части тела были расположены как у морской звезды, а голова ни одного живого двуногого не могла находиться под таким углом к его телу. Глаза глядели на меня, широко-широко открытые и ничего не видящие. Гектор Поллит из «Яхтсмена» не напишет больше репортажа.
Глава 21
Мы долго стояли у окна, прижавшись друг к другу, — врач, Хильда и я. Затем у доктора сработал профессиональный рефлекс, и он бросился вниз по лестнице, а за ним помчалась Хильда. Скотто стоял в этот момент на четвереньках, он все еще стонал.
— Теперь начнется Бог знает что, — сказал я. — Я скоро вернусь.
— Куда, черт побери, ты собрался? — спросил он.
— Не важно. — Я выбежал на стоянку, включил фары, шины заскрипели, когда я резко развернулся.
Уверен, что кто-то кричал мне вслед, но я не обращал внимания. Теперь я уже вполне проснулся.
Дорога неслась под капотом машины, я едва замечал ее. Мыслями я вновь был в марине в ту ночь, когда мы вытащили «Эстет» из Зубьев. Пробираясь в темноте среди стоящих яхт, я увидел машину, подъехавшую к стоянке. Машину с одной горящей фарой, машину Поллита, в которой позже его задержали. Но Поллит ли вел ее? Когда я спросил его об этом пять минут назад, он испугался. Испугался до смерти.
Но я не мог представить Гектора в роли диверсанта и убийцы. Может бить, его машиной управлял кто-то другой в ту ночь? Кто-то, кого Поллит боялся до такой степени, что, спасаясь от нас, полез через водосточную трубу высоко над гудронированной площадкой?