Флоримел застонала. Она что, глупышка лет пятнадцати? Не пойдет.
Открыв глаза, она посмотрела в иллюминатор. Пейзаж внизу был ей знаком: скоро посадка, а там и неизбежная встреча с родителями…
— Мистер и миссис Спенсер — мистер Бриджуотер, мой муж.
Флоримел закатила глаза. Кажется, церемония знакомства обернется сущим кошмаром. Всю неделю она пыталась придумать, как представит Рэнди родителям, но ей так ничего и не пришло в голову.
— Мам, пап, вы чудесно выглядите! Поздоровайтесь-ка с моим муженьком.
Флоримел заерзала в кресле. Как-то уж излишне… фамильярно. Она в растерянности потерла переносицу. Да что с ней такое? Не она ли всю жизнь гордилась своим тактом, умением исправить любую, самую неудобную, ситуацию?
— Эй вы, двое, живо обнимите вашего зятя!
— О Боже… — простонала Флоримел, пряча лицо в ладонях.
Рэндалл дремал, но тут он открыл глаза и обеспокоенно спросил:
— Ты в порядке?
Она посмотрела на него сквозь раздвинутые пальцы.
— Боюсь, что нет.
— Леди и джентльмены, — объявил голос по радио. — Пристегните ремни: наш самолет совершает посадку в аэропорту Мураббин.
Флоримел снова застонала.
— Не волнуйся. — Рэндалл, взяв за запястья, опустил ее руки. — Успокойся. Все обойдется.
— Тебе легко говорить, — пробормотала она, откидываясь на спинку сиденья, увидев стюарда, который спешил по проходу, проверяя ремни безопасности.
— Не думаю, — возразил Рэндалл. — У меня гораздо больше причин для беспокойства.
— У тебя? — Удивленная Флоримел повернулась к нему. — Но из-за чего тебе беспокоиться?
— Уж конечно не из-за того, что я могу перепутать тетю Джей и тетю Джейн, дядю Джералда и дядю Джорджа. Дело в другом.
— Но через неделю для тебя все это кончится в любом случае…
Рэндалл колебался, глядя, как солнечный свет превращает волосы Флоримел в бледное золото, — самолет развернулся, чтобы идти на посадку.
— Да только я в итоге окажусь плохим парнем.
— Почему?
Самолет вдруг резко нырнул, и они невольно вцепились в подлокотники.
— Ну так ведь рано или поздно я стану для твоих родителей мерзавцем, который разбил сердце их дочери!
3
— Это они вон там?
Она встала на цыпочки, чтобы взглянуть поверх голов.
— Где?
— Вон там, видишь? Пара у колонны?
Флоримел наконец заметила мать и отца и едва не задохнулась от чувства вины. Она, никогда ранее не лгавшая любимым родителям, теперь собирается их обмануть!
Пока спускались по трапу и шли к входу в здание аэропорта, Флоримел чувствовала на своей спине теплую ладонь Рэнди и вспомнила, как в самолете он положил свою руку на ее пальцы.
Вообще-то, она отдавала себе отчет в том, что раз уж они будут изображать супругов, то без прикосновений не обойтись. К счастью, прикосновения Рэнди действовали на нее успокаивающе, что в настоящий момент и требовалось. Подумать только, у нее хватило ума заварить эту кашу, но недостало храбрости держаться достойно!
Флоримел казалось, будто ноги у нее налились свинцом, а двигается она неловко, как деревянная. Рэнди же если и нервничал, то виду не показывал. Либо у этого Бриджуотера стальные нервы, либо он чертовски хороший актер…
— Ну наконец-то! — воскликнула Милдред Спенсер, бросаясь навстречу дочери и сжимая ее в объятиях. — Губы у матери дрожали, по щекам струились слезы. — Мне казалось, вы уже не прилетите!
— Ладно, дорогая, хватит, — укорил жену Роберт Спенсер, становясь между матерью и дочерью и подавая жене носовой платок. Потом повернулся к Флоримел. — Давай хоть обнимемся, пока твоя мать не открыла шлюзы.
Флоримел тоже хотелось плакать. Отец не любил выказывать чувства прилюдно, но так крепко стиснул дочь в объятиях, что она чуть не задохнулась. Потом он резко выпрямился и отвернулся, но дочь успела заметить, что в глазах его блеснули слезы.
— Надо пойти занять очередь за багажом, — пробормотал он, скрывая волнение.
— Но, Роберт! — воскликнула его жена, промокая глаза платком. — Ради Бога, дай им хоть дух перевести!
Флоримел вдруг ясно осознала, что время настало: они все стоят лицом к лицу. Вот мгновение, которого она так боялась, — ее Ватерлоо, ее Армагеддон, момент истины! Да только о какой истине может идти речь? Все смотрели на нее, ожидая, что она заговорит, сделает что-то…
Но она не могла. Флоримел открыла рот… и все: она не могла даже слова сказать, даже произнести хотя бы какую-нибудь из тех идиотских фраз, которые приходили ей в голову во время полета. Она стояла, онемев от ужаса.