— Нет-нет, — сказала она, покачав головой. — Спасибо, не надо.
Флоримел ощутила страх при мысли, что придется поддерживать беседу с Рэндаллом. Как она может сидеть тут и болтать с мужчиной, которому в глаза боится посмотреть от стыда? Но страх оставил ее: к ним подошел отец.
— Вы — следующие.
— В каком смысле? — спросила Флоримел, несколько обиженная на отца за давешние высказывания в адрес беременных женщин.
— Фотографироваться, — ответил тот, делая им жест встать. — Фотограф вас ждет.
Воспользовавшись случаем, родители решили сделать снимки всех членов семьи.
Рэндалл взглянул на Флоримел и пожал плечами. Поднимаясь, он галантно подал ей руку.
— Ну как, пойдем?
Пока они шли по залу туда, где фотограф расставил свое оборудование, Флоримел ощущала прикованные к ним взгляды. Довольно неприятно думать, что все говорят о них, но чувствовать себя непривлекательной в слишком тесном платье было еще хуже.
Фотограф оказался профессионалом, всю жизнь проработавшим с людьми, и теперь он так весело шутил, что все вокруг смеялись. Все, кроме Флоримел и Рэндалла. Фотограф несколько раз снял их в разных позах, веля улыбаться. Флоримел старалась как могла, но ей было очень тяжело улыбаться, поскольку Рэндалл сидел слишком близко, его колени касались ее колен, и ее рука лежала в его руке.
— Еще один, последний, снимок, — сказал фотограф, глядя в видоискатель. — И улыбнулся из-за камеры Рэндаллу. — А не поцеловать ли вам вашу очаровательную жену?
— Что? — задохнулась от испуга Флоримел.
Только она подумала, что дела идут хуже некуда, что ей неловко и неуютно, как никогда в жизни, — и тут же все немедленно стало еще хуже!
— Мне… мне кажется, что это плохая идея, — проговорила она.
— Ой, да что ты, Флори! — откликнулась ее кузина Патриция, обнимая своего мужа Питера. — Мы поцеловались, и ничего.
— Давай-давай! — крикнул дядя Брайан. — Не строй из себя недотрогу!
Ей хотелось извиниться, что-нибудь придумать, лишь бы избежать поцелуя. Но когда Флоримел посмотрела в глаза Рэндаллу, с ней что-то случилось: она немедленно забыла обо всем, что было вокруг, о смехе и шутках и, тем более, о нацеленной на них фотокамере.
В его темных глазах горел огонь, который вызвал в ней немедленный отклик — внезапно пробудились к жизни все давно подавляемые желания. В этот момент стало неважно, какие роли они играют и кем притворяются. Важно было только то, что она видела в его глазах. Только это было правдой.
— Рэнди, — прошептала Флоримел, когда его губы прикоснулись к ее губам.
И внезапно земной шар прекратил свое вращение и жизнь остановилась. Все — ветер, вода, земля, небо — исчезло, не осталось другой реальности, кроме реальности теплых губ на ее губах. Флоримел тонула в этом поцелуе, никогда прежде она не знала такого.
Рэндалл обнял ее за талию, но ей хотелось быть еще ближе к нему. Жар его губ, прикосновение его языка были словно сильнодействующий наркотик, который взорвал ее изнутри, превратил ее кровь в жидкий огонь. Это был не поцелуй, это был поединок, в котором проигравший выигрывал.
К тому времени, когда кончили целоваться, оба тяжело дышали. Флоримел не знала, сколько прошло времени — мгновение, час, век, — но каким-то инстинктом осознала, что теперь разговоры об их семейных проблемах умолкнут.
— Да… — пробормотал фотограф, доставая из кармана носовой платок и утирая лоб. — Ну и снимок выйдет…
Рэндалл незаметно помассировал веки. Еще двенадцать часов — и они уже будут лететь в самолете, возвращаясь обратно в Сидней, и его жизнь снова станет принадлежать ему. Свадьба прошла прекрасно, и, глядя, как танцуют Джефри и Айрин, было ясно, что молодые на вершине блаженства. Однако Рэндалл чувствовал себя так, будто находился в глубоком тылу врага.
Невеста и в самом деле была прекрасна, но для Рэндалла не существовало других женщин, кроме Флоримел. От одного взгляда на нее у него захватывало дух. И, любуясь ею, он осознал, что слишком долго играл роль ее мужа, слишком долго притворялся мужчиной ее жизни. То ли из-за этого, то ли из-за того, что Рэндаллу доставляло удовольствие мучить себя, но он представлял, что они вместе стоят перед алтарем, что она его невеста, что носит под сердцем его дитя. Глупо, конечно, тешить себя фантазиями, которые кончатся душевной болью, но Рэндалл был уже не властен над собой. Он не мог жить без этой женщины.
Да еще этот поцелуй… Он буквально свел его с ума, напрочь лишив всякой способности соображать. Он только и думал о губах Флоримел, об аромате ее духов, о прикосновении ее руки, о ее нежной коже, о шелке ее волос. Он был одержим этой женщиной, и надо было отойти в сторонку и попробовать отдышаться. Рэндалла околдовали ее глаза, ее семья, этот несуществующий брак до такой степени, что даже не хотелось, чтобы все кончалось.