Отсутствие интроектов заботы о себе взрослый с неизбежностью пытается компенсировать объектами из внешнего мира. В этом отношении наркотики, алкоголь, пища etc. оказываются объектами, которые можно использовать для того, чтобы ликвидировать или смягчить психический дискомфорт; они исполняют роль матери, которую взрослый не способен сыграть для себя сам. МакДугалл пишет: «Эти наркотические объекты занимают место переходных объектов детства, которые воплощают материнское окружение и в то же время освобождают ребенка от полной зависимости от материнского присутствия»[147]. Таким образом, объекты наркотической зависимости, во-первых, играют роль лекарства от душевной боли, являются способом самолечения; во-вторых, они в отличие от матери всегда под рукой, всегда во власти того, кто к ним прибегает; в-третьих, они являются вызовом репрезентации отцовского образа — «внутреннего отца», который не смог выполнить своих отцовских функций защиты и обеспечения безопасности и был изгнан из Супер-Эго (эта установка обычно проецируется на социум: «мне плевать, что вы обо мне думаете!»); наконец, в-четвертых, они тесно переплетаются с дериватами влечения к смерти, имеющими две формы: первая — состояние всемогущества, вторая — уступка зову смерти[148]. В частности, о влечении к смерти и алкогольной зависимости я писал в совместной с профессором Кузнецовым статье «Место Венедикта Ерофеева и его поэмы „Москва — Петушки“ в психотерапии 21-го века»[149] и в статье «По ту сторону Москвы — к Петушкам»[150].
Выбор объекта наркотической зависимости, как правило, далеко не случаен. Он определяется индивидуальной историей жизни человека. Выбранный объект обнаруживает попытку поиска идеального состояния, которого человек стремится достичь с помощью определенного вещества, действия или личности, — состояния экзальтации, могущества, эйфории, нирваны, оргазма, избавления от тревоги, депрессии etc. В случае компьютерной аддикции чаще всего, как показывает практика, достигается ощущение магического всемогущества, знакомое с детства, и защиты от персекуторной и сепарационной форм тревоги.
Конечно, далеко не все почитатели Масяни страдают аддикцией к компьютеру. Она характеризуется в первую очередь тем, что человек не может контролировать свое взаимодействие с компьютером. Скажем, он садится поиграть минуток десять, глядь — незаметно прошло десять часов. В результате страдают его отношения с близкими, здоровье, положение дел. Наркотическая зависимость от компьютера — это все-таки патологическое состояние, требующее психотерапии, а мы обсуждаем культурный феномен, а не психопатологию. Однако, как я отметил выше, люди, избравшие своим основным занятием общение с компьютером, чаще всего испытывают определенные затруднения во взаимодействии с миром реальным, хотя могут этого и не осознавать. В основе этих затруднений, само собой разумеется, также лежат нарушенные отношения с фигурами родителей в раннем детстве. Другое дело, что либо эти нарушения были не настолько серьезными, либо они относились по времени к более зрелому возрасту, либо в силу большей «конституциональной силы Эго» они не оказали столь пагубного воздействия, чтобы у субъекта сформировалась потребность в аддиктивном объекте. Между тем Масяня все равно осуществляет свои психотерапевтические функции — поддерживающую терапию, удовлетворяя регрессивную инфантильную потребность в переходном объекте, и восстановление самости путем трансмутирующих интернализаций в альтер эго переносе.
Смотрите мультфильмы о Масяне, регрессируйте, переживайте катарсис и лечитесь!
Акцептуанты и психопаты — литературные герои
(По роману Андрея Белого «Петербург»)
Роман Андрея Белого «Петербург» наполнен до предела типами странными, типами болезненными. Сама атмосфера Петербурга, туманная, пропитанная болотными миазмами, окруженная миражами, рождающимися из клубящихся облаков над пронизанными ветром безграничными набережными, площадями и проспектами и укутанных испарениями гнилых закоулков дворов-колодцев, кажется, способствует появлению на свет этих типов. Они, несомненно, представляют интерес для психологического или даже психиатрического исследования, чем мы и попробуем заняться. Но всякий раз, когда мы рассматриваем большого художника, крупное литературное произведение и его героев под таким специфическим углом зрения, перед нами встает та же проблема, что и при общении с реальными пациентами, а именно проблема определения диагноза.
147
149
150