На сей раз Карина оказалась удачливее мужа. Ей удалось найти целую серию заметок о Гоммере, общий итог которым подводила обширная, на целый разворот, статья некоего Голдсмита, в те времена наиболее авторитетного обозревателя «Нью-Йорк таймс». Статья называлась «Загадка Гоммера» и была опубликована в конце апреля, по странному совпадению в один и тот же день с вручением в Москве наград Хуаресу.
Голдсмит подробно анализировал, «до и после Мидлтауна», политику публикаций Гоммера, действия его банков и поведение принадлежавших ему лобби в конгрессе. Обозреватель приходил к выводу, что изменение американской политики по отношению к Советскому Союзу — в сторону «потакания чудовищу» — в значительной мере было делом рук Гоммера, причем именно того «нового Гоммера», который появился на американской политической сцене по выходе из мидлтаунской клиники.
Высокий профессиональный уровень статьи, огромный объем привлекаемого материала и точность анализа плохо вязались с довольно беспомощной концовкой. Вместо ответа на естественный и законный вопрос, что же заставило Гоммера изменить свои убеждения и определенным образом повлиять на государственную политику, Голдсмит преподносил читателю расплывчатые рассуждения о том, что, находясь в клинике и почувствовав себя, как все люди, подвластным смерти, Гоммер общался с Господом, который и внушил ему новые взгляды на жизнь. Уже сам факт, что подобный текст мог появиться в «Нью-Йорк таймс», где каждая строчка, прежде чем попасть в набор, проходила жесточайшую конкуренцию, был симптомом растерянности американцев.
Карина и Александр Петрович, не сговариваясь специально, установили обычай обсуждать итоги рабочего дня в машине — обоим казалось, так безопаснее. Карина освоила эксплуатацию индикатора «жучков» и перед началом любого разговора педантично проводила гигиеническое обследование машины.
— Неужели Хуарес имел ко всему этому отношение? Я уверена, имел, — она непроизвольно понижала голос, отчего ее речь становилась еще возбужденней, — но каким образом? Не могу ничего придумать, просто не хватает воображения. А у тебя?
— У меня тоже. Думаю, Хуарес знает много такого, чего нам с тобой не придумать и лучше не знать, чтобы спалось спокойнее… Но ты сегодня неплохо поработала, а вот мне, увы, похвастаться нечем.
Ему, с помощью библиографов, удалось отыскать по алфавитному каталогу несколько монографий Дегтярева и по ссылкам и реферативным журналам — несколько десятков статей. Почти все они начинались с довольно косноязычного прославления советской науки, а все последующее было для адвоката китайской грамотой.
— Не унывай, — попыталась утешить его Карина, — не так все безнадежно. — Она на несколько секунд умолкла, перебирая пачку ксерокопий. — Смотри, часть статей — совместные, это уже зацепка. Вот здесь — авторы: Дегтярев и Безбородко, видишь, фамилии не по алфавиту. Наверняка его аспирант, и другие тоже, думаю, аспиранты. Возможно, из них кто-то жив… — Она прервала речь на полуслове. — Постой-ка… у меня есть идея… мне нужна большая коробка конфет, только пока ни о чем не спрашивай.
На добычу коробки конфет ушло несколько минут, и Карина скрылась в дверях библиотеки.
Она отсутствовала минут пятнадцать, а когда вернулась, вместо коробки конфет у нее в руке были две библиографические карточки, и, судя по сияющему выражению лица, она считала состоявшийся обмен весьма удачным.
— Вот эти две статьи в шестьдесят четвертом году перекочевали в спецхран, а в девяносто первом вернулись на общий доступ.
— Пожалуй, теперь моя очередь покупать шляпу, — заметил он после паузы, — мне ведь и в голову не пришло.
Обе означенные статьи имелись в ворохе ксерокопий. Одна называлась «Некоторые результаты исследования процессов возбуждения и торможения периферийных центров», другая — «Еще раз к вопросу о функциях замещения». В обеих статьях речь шла об опытах на мышах, но во второй — частично и на собаках, обе изобиловали диаграммами и графиками, и ни адвокат, ни Карина не могли понять, почему эти не слишком увлекательные опусы именно в шестьдесят четвертом году стали содержать государственные тайны.
Дома, после ужина, они рискнули показать статьи хозяину дома, надеясь, что врач-онколог поймет в них больше, чем юрист и искусствовед, вместе взятые.