– Протест отклоняется, – провозгласил судья.
– А на каком основании он отклоняется? – Миссис Данн заговорила таким тоном, словно все происходящее в суде оказалось выше ее разумения. -Жалоба на поведение моей подзащитной прозвучала из уст офицера полиции, который и подал на нее рапорт. Его свидетельство не заслуживает дальнейшего доверия.
– Задача суда по делам несовершеннолетних заключается не в том, чтобы вскрывать недочеты законодательства, а в том, чтобы заботиться о благе респондентов, – пояснил судья Эспозито. – Каковы бы ни были причины, равно как и сопутствующие обстоятельства. Мы должны решить, позволим ли мы этой юной особе беспрепятственно покинуть зал суда, после чего она, вне всякого сомнения, вернется на панель, а затем, не исключено, покинет черту города и пределы штата, причем при любом повороте событий подвергнется эвентуальной опасности со стороны любого, у кого могут найтись причины заставить ее замолчать. Вопрос о благе не всегда можно решить по справедливости, поэтому я отказываю в снятии обвинения и распоряжаюсь отправить респондентку в заведение, в котором сумеют обеспечить ее безопасность.
Адвокатесса раскраснелась и вспотела от гнева и досады. Эспозито видел это – и явно этому радовался.
– А на какой срок? – спросила она.
– До тех пор, пока она не выступит свидетельницей на суде или опасность не будет ликвидирована каким-нибудь другим образом.
– Хочу известить суд о том, что в случае принятия подобного решения я непременно подам письменную жалобу.
– Принято к сведению, – сказал судья. Кивком он подозвал к себе представительницу благотворительных служб – широкоплечую негритянку в цветастом платье и явно чересчур узких для нее туфельках.
Она подошла поближе, дожидаясь, пока судья не продолжит диалог со сторонами. Она встала потупившись, словно бы заранее заскучав из-за того потока глупостей, который здесь сейчас выплеснется, и из-за всех бесплодных решений, в реализации которых ей придется принять участие.
Адвокатесса и представитель прокурора уединились на скамье, решив обменяться мнениями. Миссис Данн обернулась и посмотрела на Фэй. Судья Эспозито тоже посмотрел на Фэй. Адвокатесса подошла к ней и спросила:
– У вас есть лицензия?
– Временная.
– Этого хватит. Вы не против выступить в ходе слушаний?
Они вдвоем подошли к судейскому столу.
– Не угодно ли представиться, – сказал судья.
– Меня зовут Фэй Чани, ваша честь. Я пришла сюда с тем, чтобы предложить свою помощь.
– Миссис Данн утверждает, что ваше предложение о содействии связано с заведением, которое называется приют Святой Магдалины. К сожалению, я никогда не слышал о нем.
– Его недавно открыли.
– И вы там на официальной должности?
– У нее временная лицензия, ваша честь, – сказала адвокатесса.
– Если ваше заведение не утверждено властями в официальном порядке, то я не вижу для этого суда возможности воспользоваться вашей помощью. Мы ведь не можем направлять подростков куда попало.
– Не знаю, утверждено наше заведение или нет, – сказала Фэй. – Насколько я понимаю смысл сказанного здесь, а я ведь все слышала, – проблема сводится к тому, что Му, не имеющую постоянного места жительства, лишают свободы и определенных гражданских прав только и именно потому, что у нее нет постоянного места жительства.
– И для защиты ее от возможной опасности.
– Но если бы у нее имелось определенное место жительства, разве вы направили бы ее в "Сибил Брэнд" или в какое-нибудь другое исправительное заведение?
– Если бы кто-нибудь взрослый взял на себя ответственность за нее, то, скорее всего, не направил бы.
– Я и есть тот самый взрослый, готовый взять на себя ответственность.
– Это существенно упростило бы дело, – подсказала адвокатесса.
Фарго, пожав плечами, кивнул. Широкоплечая негритянка тоже согласно качнула головой.
– Наш приют открыт для любой инспекции со стороны суда, – сказала Фэй.
Она полезла в сумку и достала оттуда какие-то документы.
– У нас есть письма мэра и других отцов города.
– Ваша честь, – сказала адвокатесса. – Я настоятельно рекомендую направить респондентку в приют мисс Чани.
– Ладно. Закончим на этом. Разойдитесь по своим местам.
Когда все заинтересованные лица отошли от судейского стола, Эспозито благосклонно посмотрел на Му.
– Милая барышня, у нас тут открытый суд в присутствии публики и что-нибудь незаконное, не говоря уж о давлении на любую из сторон, здесь совершенно исключено. Все, что происходит в этих стенах, происходит на сугубо добровольной основе. Вот я и хочу спросить у вас, согласны ли вы на временную опеку со стороны мисс Чани.
– Согласна, ваша честь, – ответила Му.
– Согласны ли вы придерживаться внутреннего распорядка, принятого в данном заведении?
– Да, ваша честь.
– Не убежите ли вы оттуда при первой же удобной возможности?
– Нет, ваша честь.
– Вы же понимаете, что мы берем с вас эти обещания только для того, чтобы обеспечить вашу безопасность, а следовательно принести вам благо?
– Да, ваша честь.
Эспозито посмотрел на Хулигэна.
– Нам потребуется некоторое сотрудничество со стороны полиции. Незаметное, но постоянное присутствие. Внимательное наблюдение.
– Да, ваша честь.
– Все довольны?
Судья посмотрел на адвокатессу.
– Да, ваша честь.
– Мне бы ваше везенье.
Глава тридцать девятая
Бальфри прислонился к ближайшему столу, который удалось отыскать возле наполовину застекленного офиса Лича. Собственно говоря, ему следовало бы находиться в самом офисе, восседая вместе с капитаном Личем и Шарки Гором. Последний был куратором Янгера по условно-досрочному освобождению.
Его попросили дать им возможность побеседовать минутку с глазу на глаз. За эту минутку они вполне могли сговориться, чтобы обмануть закон. Конечно, он не собирался предъявлять им подобного обвинения, потому что, если они и придумают что-нибудь, способное упечь злополучного горца за решетку до конца его дней, то, на взгляд Бальфри, это будет только поделом. Тот ведь ничего другого и не заслуживает.
Его интересовали вовсе не вопросы честной или нечестной игры, торжества справедливости и правосудия. В законе таилось множество уловок и уверток – и на них надлежало как следует поиграть.
Законодатели были по большей части юристами и составители законов тоже юристами, и законы они писали так, как пишут инструкции по пользованию японской техникой, а судьи, интерпретировавшие и применявшие на практике эти законы, тоже были, по большей части, юристами… что ж удивляться тому, что уловок и уверток бойкому адвокату хватало на то, чтобы заблокировать или свести к абсурду любой закон?
Конечно, Бальфри не имел ничего против того, что полицейские, ловя убийц, разбойников и насильников на улицах города, грубо попирают при этом закон. Ему не нравилось, когда о подобном попрании они сговаривались у него за спиной или, точнее, как в данном случае, – у него на глазах, в застекленном офисе. А ведь именно это сейчас, похоже, и происходило.
Шарки Гор обладал легко воспламенимым характером. Однако взрыва при попадании искры не происходило, он всего-навсего прогорал изнутри.
В службе условно-досрочного освобождения он проработал уже семь лет. На шесть лет и девять месяцев дольше, чем требовалось. Потому что, прослужив всего три месяца, он понял, что большинство разовых преступников и рецидивистов, проходящих через его руки, являются на самом деле неисправимыми. Конечно, среди них, вполне возможно, попадались и такие, кого можно было бы направить на путь истинный, но он не умел выделять их в общей массе, да и в любом случае не нашел бы времени на то, чтобы помочь им.
Они были шариками в лотерейном барабане, их выщелкивало вверх, и они падали, норовя попасть в лузы, толкаясь, как обезумевшие животные, и принося всевозможные неприятности невинному, так сказать, большинству, у которого не хватало решимости выключить барабан и отправить отыгравшие шары в мертвый ящик, сразу же после того, как любой из них впервые проявил свою истинную сущность. Нет, остановить лотерейный барабан никто не решался.