— Высасывает мозг из местных детей, будь уверен, — пробубнил он, и я усмехнулся, потому что это было вполне возможно.
Он допил свой бокал в четыре быстрых глотка.
— Хотя, нет. Она, скорее всего, распродаёт нашу королевскую сперму.
Одна из принцесс Иордании, беседовавшая неподалёку с другом, побледнела от слов брата и поспешила удалиться.
Я тряхнул головой, зато он нисколько не смутился от того, что был услышан на вечеринке за обсуждением семенной жидкости.
— Жаль, убийство матери считается в штатах преступлением.
На его лице нарисовалась кривая ухмылка, очаровавшая слишком многих женщин Эйболенда.
— И всё же, давай рискнём и тут же покинем страну. Наши договорённости с Вашингтоном касательно экстрадиции в силе?
Если подумать, то я не мог вспомнить случая, когда кто-то был экстрадирован из Эйболенда обратно в Соединенные Штаты. Я собирался ему сказать это, когда он еле слышно зашипел, а его лицо стало абсолютно серьёзным:
— Черт, какого хрена?!
Ему не пришлось объяснять свой разворот на сто восемьдесят градусов. Только одна вещь могла вызвать у моего брата столько отвращения. И прямо сейчас она плавно направлялась к нам в облегающем чёрном платье, больше подходящем для кого-то моложе её лет на сорок.
— Не смей, — пригрозил я.
Но Лукас, разумеется, посмел. Он сбежал в противоположном направлении так элегантно, насколько это было возможно. Теперь только мне предстояло встречать единственного человека, способного подчинить себе нас обоих.
Когда мать подошла ко мне совсем близко, то выдала – лучше всего было бы описать это как – счастливый, но совершенно зловещий выдох:
— Что это, виртуальный буфет? — и как минимум в двадцатый раз за вечер я спросил себя, почему все другие, присутствовавшие здесь женщины за шестьдесят, одетые в скромные, но элегантные инкрустированные платья, хотели подчеркнуть этим свой высокий статус, а моя мать выбрала то, что подчеркивало её отчаянные старания выглядеть молодой.
Я прекрасно понимал, на что она намекала. Но, чёрт, это был даже не намёк, потому что почти половина из того, что она весь день говорила Лукасу и мне, было вульгарными замечаниями о присутствующих женщинах. Тем не менее, я не хотел, чтобы она видела, как меня всего передёргивало в этот момент. Почему моя мать не феминистка, а королевская сутенёрша?
— Ужин был превосходным.
Волчица выразила своё неодобрение, трогая свою корону, как будто та могла упасть и утонуть в воде лазурного бассейна, пока она прохаживалась среди гостей. Словно она не могла полностью контролировать всё вокруг себя с тех пор, как ей было три года.
— Я хотела хорошенько рассмотреть девушку, выбранную для тебя, прежде чем сделать окончательный выбор, и у неё, похоже, достаточно широкие бёдра, чтобы успешно рожать самой, также мне сообщили, что с циклом у неё всё в порядке.
Я подавил знакомое передёргивание, которое, чуть было не стало заметным от этой последней информации. Было крайне сложно не позволять пальцам свернуться в кулаки или завыть в ярости от её омерзительных планов.
Какого чёрта?! Мне нужно ещё выпить, сейчас же. Совершенно очевидно, мать хотела, чтобы я спросил, о ком она говорила. Что это за девушка с бёдрами, достаточно широкими для родов, которая заслужила её одобрение? И теперь она могла наслаждаться моим дискомфортом, но я не собирался доставлять ей это удовольствие. Может, предложить ей высосать мой мозг и дать соломинку. К тому же, я ведь уже знал. Это та грёбаная младшая принцесса Ваттенголдии. Итак, я глянул на бассейн, втянул больше воздуха вместе с мыслями о чём-то весёлом, к примеру, о хождении под парусом, хорошем стауте, даже об удушении матери, пока она не перестанет всё решать за меня, или хотя бы утверждать обратное.
Я убью Лукаса за то, что он вот так оставил меня с Волчицей. Никакой братской преданности не осталось? Говоря о ... а где Паркер? Помощникам было разрешено прийти на послетрапезное торжество.
Быстро и осторожно оглядевшись, я увидел его рядом со столом для десертов. Счастливчик.
Около двух с половиной минут ушло на холодные, пустые, но вежливые, любезности, не связанные с её насмешками, прежде чем она смирилась с тем, что сегодня я не буду играть по её правилам. К счастью, узрев Лукаса по другую сторону бассейна, я устремился в противоположном направлении.
Я люблю своего брата, но сейчас каждый принц – сам за себя.
Пройдя опасный отрезок пути, я направился к Паркеру и столу с десертами, молясь об обретении защиты среди вкусностей. Моя мать скорее умрёт, чем положит их себе в рот, боясь набрать хотя бы одну лишнюю унцию.
— Эклер? — спросил Паркер, передавая его мне раньше, чем я успел ответить.
Я хотел его, но отмахнулся, выбрав шампанское.
— Так плохо? — спросил он сочувственно.
— Если под "плохо" ты имеешь в виду, что она уже обсуждает мой скорый брак, то да.
Он тихо присвистнул. И в тот же момент я увидел её, смотревшую на меня так, будто я был самым противным человеком, когда-либо почтившим планету своим присутствием. Или, более вероятно, как-будто она ела лимоны.
Нет, это не Волчица. Это Валькирия. То есть Наследная Принцесса Ваттенголдии. Довольно иронично, не так ли?
Как бы сказал мой красноречивый брат: "какого хрена!?"
Глава 11
Эльза
А вот и он, снова слишком хорош.
Наследный Великий Принц Эйболенда тоже смотрел на меня, и это означало, что мне стоит быть готовой к неизбежному.
По правде говоря, я бы предпочла отгрызть себе ноги, чем идти туда. Хотя, это он должен быть тем, кто сгрыз бы себе ноги, и я не могла винить его за это. Если бы я могла делать то, что хотела, то была бы у себя и работала, а не здесь, наряженная, как кукла Барби, готовая быть сметённой с ног принцем Кеном (или, как минимум, извиняться перед ним). Но никто не спрашивал, чего хочет Эльза, поэтому я здесь, готовая к разоблачению ради правил приличия.
Видимо, там, дома, моя мать приносит в жертву ягнят, или телят, или что-то ещё ежечасно, чтобы обеспечить моё надлежащее поведение на эту неделю, потому что я больше ничем не могла объяснить своего желания извиниться.
Я глубоко вдохнула (или точнее сделала небольшой вдох, от которого чуть не треснули швы серебристого платья с бисером, что было на мне), расправила плечи, и, прогуливаясь, направилась к принцу Эйболенда Кристиану.
Боже, ну почему ему нужно быть таким красивым?!
Великолепным, но напряжённым, потому что в момент, когда он заметил меня, идущую в его сторону, он снова выглядел как олень на дороге, освещённый фарами огромного грузовика. О нет, Матерь Божья! После его испуганного взгляда на меня, я оглядела его. Вместо прежней рубашки и брюк, теперь он был одет в один из самых восхитительных смокингов, что я имела удовольствие видеть, доказывая, что некоторые люди просто рождены для роскошной одежды. Костюм был чётким, с ровными линиями, чёрный, красивый и точно подогнан под каждый мускул, с которым соприкасался. Такими же совершенными, как и его смокинг, были его тёмные волосы: с укладкой он не перестарался, как многие другие члены королевских династий. Они были немного покрыты муссом, не слишком длинные, не слишком короткие, с намёком на волну вдоль прядей.
Нельзя разрешать мужчинам быть такими лапочками.
Он вертелся у стола с десертами, попивая шампанское, рядом с симпатичным мужчиной, которого я не могла узнать. Шатен, хоть и не такой тёмный, как принц, карие глаза, загорелый, в элегантном, но стандартном смокинге. Не наследник, тогда... но и – если мне не изменяет память – не правопреемник. В голову нехотя лезли мысли о благотворительной миссии принца Кристиана, потому что было неожиданно видеть влиятельного человека, водящего дружбу с кем-то, кто был ниже статусом и даже не в окружении женщин, готовых упасть в обморок от любого, уверенно произнесённого, слова с милым акцентом. Всё это бесило, потому что я не желала приходить к такому благосклонному мнению. Благотворительность могла стать слабым звеном, которым бы воспользовался отец. У этого принца есть младший брат, а младшие братья подразумевают потенциальных супругов, так что, из этого не могло выйти ничего хорошего.