— А!
Я закусила губу. И смотрела на него, пытавшегося понять, не оговорилась ли я.
— Я сделал всё, что мог, чтобы не обнадёживать её, но, Эльз, хоть я и считаю твою сестру прекрасной женщиной, я... — он провёл по волосам обеими руками. — Я бы не сказал, что всё больше нравлюсь ей.
Логика подсказывала мне продолжать это линию разговора. Долг уверял, что я должна была объяснить ему, почему Изабель – это идеальный вариант будущей Великой Княгини. Традиция умоляла меня пойти и заключить союз с Матье, а не тайно радоваться тому, каким несчастным становился суженый сестры, когда говорил о перспективах отношений с ней.
Как мне уже было известно, традиция не всегда предлагала легчайший из путей.
Я незаметно прочистило горло.
— Ты, должно быть, сожалеешь, что не сделал предложения кому-то раньше, до этой недели.
В его тихом смешке сквозила та же горечь, что и в его последних словах.
— Как и ты, я полагаю.
Упоминала ли Изабель свою привязанность к Альфонсо? Я не имела права пользоваться доверием сестры, но если бы Кристиан знал...
Нет. Определённые традиции должны оставаться, даже вопреки моему желанию.
Я приблизилась и робко коснулась его руки. Приятное тепло проникло через подушечки пальцев.
— Не сомневаюсь, что ты чрезвычайно ясно дал Изабель это понять, но я всё равно прошу тебя быть добрей с ней.
Его внимание было приковано к моим пальцам; его лицо и тон голоса стали серьёзными:
— Думаешь, я должен потакать ей также как Принц Густав?
— Нет, — успокоила я его. Как странно, что он не упомянул Великую Герцогиню. — Потому что если будешь, мне придётся, как следует пнуть тебя под яйца.
Так-то, он снова улыбается. Хорошо.
А теперь до меня дошло, что моя шуточная угроза могла быть воспринята им как ревность, а не сестринская преданность. В этом случае, меня скоро можно будет считать самым невнятно выражающим свои мысли членом королевской семьи. Поэтому я пояснила:
— В смысле, чтобы просто заступиться за свою сестрёнку.
Его губы только сильнее изогнулись.
— Потому что, естественно, сестра важнее, чем... — о, чёрт! Меня точно покинуло красноречие. О чём я вообще? Никогда ещё я так не волновалась.
— А у женщин есть эквивалент мужскому правилу "друзья важнее девчонок"? — размышлял он.
Я щёлкнула пальцами.
— Сёстры важнее мужиков!
Одна тёмная бровь взметнулась в азарте.
Я снова выпалила:
— Девчонки важнее пенисов!
И вот он опять смеялся от души, в то время как его плечи совершенно неискренне содрогались.
— Ради всего святого, больше никогда этого не говори.
Я прислонилась к чёрным перилам, шедшим вдоль внешней стены, повторяя его позу. На ступенях этой узенькой лестницы наши стопы соприкасались.
— Ты шокирован?
В шоке должна бы быть я, стоявшая так близко к нему.
— С чего бы? — сказал он. — Это же не я кричал про пенисы?
Мои пальцы проводили по неровным краям бетонной стены, как внутри меня всю распирало от смеха.
— Если честно, Кристиан, то уверяю тебя, что, несмотря на то, как я себя веду, я воспитывалась не в джунглях, — уголки моих губ ползли вверх. — И не в борделе.
Он оттолкнулся от стены, посмеиваясь. И тогда, прежде чем я спохватилась, его тело примкнуло к моему, а одной рукой он опёрся на стену справа от меня.
О, боже.
Маленькие феи живо запорхали у меня в груди, когда его голова резко приблизилась к моей, отчего его тёмные волосы спали на лоб.
Время замерло, пока я смотрела в его янтарные глаза. Отчаянные мысли и желания поглотили меня. Поцелуй меня! Ради всего святого, поцелуй меня!
Вместо этого он зацыкал.
— Как самокритично, Эльз.
Ага, значит, поцелуя не будет. Почему теперь так досадно? Всё же, это был умный ход.
Он продолжил:
— Ты точно знаешь, что все... — он остановился, вне всяких сомнений подбирая правильное слово. Или, в крайнем случае, самую вежливую версию того, что я думала, он хотел сказать.
Я подсказала:
— Ночные бабочки?
Он снова усмехнулся, качая головой. Его рот был в пяти дюймах от моего. Прекрасный рот, как раз такой, о каком я весьма живо мечтала этим утром.
— Ладно. Проститутки?
— Короче, — продолжал он, — ты точно знаешь, что все такие дамы стали бы на лестницах кричать про пенисы?
Мои пальцы чесались, чтобы притянуть его ближе, чтобы загладить на место прядь волос с его глаз.
— Ты прав. Они, возможно, так измотаны мужскими гениталиями, что отказываются обсуждать такие темы вне работы.
Пауза заполнила скудное пространство между нами, и по моим рукам побежали мурашки.
Он тихо произнёс:
— Думаю, даже если бы я смог прожить целый век, я бы ни за что не смог догадаться, что у тебя здесь, — он нежно дотронулся пальцем до моей головы. — Или что ты скажешь дальше.
Я была не в силах подавить приятную дрожь, охватившую меня от его прикосновения.
— Говорить ты мастер. Могу поспорить, ты говоришь это всем женщинам, с которыми оказываешься на лестницах.
— Я не часто оказываюсь в подобных ситуациях, — он снова сделал паузу, во время которой буравил меня своим решительным взглядом. — Вообще-то, я никогда не был в такой ситуации.
Я открыла рот с язвительным возражением наготове, когда он провёл вдоль моей нижней губы тем же пальцем, что был на виске. И снова дрожь побежала по всему телу, только в тысячу раз сильнее предыдущей.
Когда Кристиан сказал:
— Эльз, — моё имя звучало мягче, чем пение птиц в саду.
Его голова была всё так же опущена, а его внимание сосредоточено на том, где на моей губе был его палец, и я подумала про себя, это действительно происходило? Потому что я очень этого хотела.
Будь проклята традиция.
Наши дыхания смешались, теплые и волнительные в тишине лестничной клетки. Мои руки сами собой потянулись вперёд, пальцы впились в ткань его рубашки.
Его сердце билось так же сильно, как моё, что только укрепило мою решительность. Я хотела его. К чёрту логику. Я. Хотела. Этого. Мужчину.
Наши рты были так близки, и я подумала, что его губы задевают палец, который он всё ещё держал на моей нежной коже. Я всё крепче сжимала его рубашку, в то время как всё ближе притягивала его тело к себе. Он издал мягкий стон, тот самый, который я так жаждала услышать. Другой рукой он обхватил мою талию, и теперь пришла моя очередь стонать.
К чёрту моего отца, его мать и КРБ!
Я уже собиралась выбросить на ветер осторожность, как вновь услышала своё имя, оно было произнесено громче и с этажа выше, кем-то другим.
Да ладно, Мэтт? Какого хрена!
Рука Кристиана опустилась, и он отпрянул от меня назад, пока не натолкнулся спиной на стену. Его рубашка выглядела помятой там, где я сжимала её, там, где я чувствовала, что владею им.
Я сделала эти складки. Я хотела сделать ещё.
Мэтт материализовался в своих ретро кедах, поскрипывающих на каменных ступеньках. Он кинул быстрый взгляд на Кристиана, который поправлял волосы на голове, и, предвосхищая, сказал:
— Что вы оба здесь делаете?
Почти целовались, ответила я про себя.
Кристиан, будучи более тактичным, чем я, сказал:
— Снова прячемся. А ты?
Если Мэтт и заметил, каким стянутым был голос его друга, он не показал вида. Он опустился на ступеньку прямо над нами, и рука, которую я не хотела, чтобы трогала меня, легла мне на плечо.
— Они открыли наружный бассейн на день, и Принц Густав... — он сглотнул, очевидно, от неловкости. — Предложил мне найти тебя, чтобы мы могли вместе поплавать.
Когда он это сказал, такая перспектива прозвучала для меня так же заманчиво, как разбить его череп о грубые стены вокруг нас.
— На улице плюс шестнадцать, — отрезал Кристиан. — К тому же оба бассейна без подогрева.
Мы почти целовались. Ещё хуже – я хотела этого, что было колоссально самоубийственно. Он ясно дал понять, что совершенно не собирался угождать матери, сметая с ног девушек на КРБ – ни мою красивую сестру, ни кого-либо ещё из списка Великой Герцогини (если такой есть), и точно не меня.