— Ну, увидимся. — И ушел.
В бистро обедали еще несколько пар, но заведение было далеко не заполнено.
— Не понимаю, как они могут иметь здесь доход.
— Я не уверена, что их дело прибыльно. Они, кажется, все время на грани банкротства.
— Послушай, — попросил я, — пойди и поговори с Пэт. Спроси ее, весь ли вечер Эми и Поллит провели здесь позавчера.
Салли строго посмотрела на меня:
— Мы именно ради этого отправились на ленч?
— Ну пожалуйста, — сказал я.
Салли встала.
— Ладно, если ты настаиваешь. — И нырнула в кухню.
Вернулась она минут через двадцать с заказанными нами креветками.
— Пэт говорит, что они провели здесь весь вечер.
— Жаль.
— Только Поллиту понадобилось позвонить, и он выходил. Он отсутствовал три четверти часа. Что-то после девяти. Эми сидела за стойкой и болтала с Пэт. Затем. Поллит вернулся, и они опять ели и пили.
— Не заметила она чего-нибудь необычного в нем?
— Он был пьян. Ссорился с Эми.
— Ну в этом ничего необычного нет.
— Полагаю, что да, — подтвердила Салли. — Проклятье! Я раньше думала, что Пултни — самое прекрасное место на Земле. Помнишь, как нам было весело: Хьюго и ты, я и Эд Бейс? А теперь все ужасно и безобразно, и происходят вещи, которых никто не понимает. — Ее продолговатые зеленые глаза блестели от слез. — И даже консервированные креветки здесь отвратительные. — Она оттолкнула тарелку. — Чарли, мне надо идти.
— Я отвезу тебя.
— Нет, — сказала она. — Не надо.
Она встала и ушла.
Я заплатил по счету. Пэт Форсайт улыбнулась, сделав усилие. Она не была счастлива, и ей нравилось производить впечатление терпеливой жертвы злосчастной судьбы, но казалось, что она просто слишком много жалуется по пустякам.
Голова болела. Я устал, и мне все обрыдло. Я медленно поплелся вверх по холму к дому. Там я рассчитывал найти аспирин.
Каковы бы ни были свидетельства, я не верил, что Поллит прервал обед, проехал милю к верфи, трахнул меня по голове, погрузил в лодку и пустил в море. У него бы не хватило сил. Да и храбрости тоже.
День был прекрасный. Небо голубое, легкий юго-западный ветерок гнал облака, похожие на стадо овец. Джордж Эванс, почтальон, по обыкновению опаздывающий, наклонился над жимолостью у ворот моего дома.
Он сказал, что денек славный и еще что-то в этом роде, а я всматривался в его красное лицо, светлые глаза и думал: не ты ли меня стукнул по голове на верфи Спирмена?
— Выглядишь не очень хорошо, — сказал Джордж.
— Переутомился, — соврал я, наблюдая, как он зашагал по дороге, насвистывая. Я не верил, что Поллит — бандит. И это сильно расширяло рамки поисков. Любой в Пултни мог иметь зуб на Эгаттера. Чувство незащищенности было очень неприятно.
Я позвонил Скотто, сказав ему, чтобы он подготовил «Колдуна» к выходу во время вечернего прилива. На самом деле мне хотелось завалиться в постель и проспать суток двое. Но стартовый пистолет никого не ждет, и мы должны были уложить требуемую полугодовую тренировку «Колдуна» в три недели. Я всегда смогу прикорнуть несколько минут на борту.
И к тому же на «Колдуне» никто никого не шарахнет по голове. У меня оставалось до выхода минут десять, я быстро побрился, принял душ и пошел проведать отца. Сиделка читала в кухне «Дейли пост».
Она выдала привычную, широкую, с избытком губной помады улыбку над накрахмаленным фартуком.
— Сегодня он себя чувствует хорошо, — сказала Боллом. — Доктор дал ему какие-то новые таблетки. И у него было столько посетителей!
Отец сидел, укрытый шотландским пледом, в кресле у окна. «Ллойд'с лист» дрожал в его костлявой руке. Он узнал меня и отложил газету в сторону.
— Что-то последние два дня тебя не было слышно, — сказал он. — Где ты был?
— Во Франции, — ответил я.
— О, — воскликнул он, — моя чертова память! Арчер говорил мне.
— Арчер?
— Каждый в Пултни знает. — Он засмеялся. — Нескладный дурачок. Упал с причального трапа в собственную шлюпку. Ха!
Рука в старческих коричневых пятнах весело похлопала по подлокотнику кресла. Затем он посмотрел на меня искоса, как делал это в тех редких случаях, когда хотел в чем-то признаться.
— Все же рад тебя видеть. То, что мне рассказывали, звучало ужасно.
— Да так оно и было. — Если от Гектора Поллита и была какая-то польза, она заключалась в распространении слухов.
— Чарли, — спросил отец, — у тебя трудности с деньгами?
Я удивился: мы редко говорили о денежных делах.
— Почему ты спрашиваешь?
Пальцы нервно пощипывали плед.
— Заходил Фрэнк Миллстоун. Сказал, что ты разорен, что тебе придется распродать все. Ты знаешь, он мечтает превратить наш дом в отель или что-то подобное и сделал официальное предложение о моей половине, очень выгодное предложение, я буду обеспечен до конца жизни. — Теперь он уже забирал плед горстями. — Ты разорен, Чарли?
— Нет. Не о чем беспокоиться. — Я еле сдерживал бешенство.
Он схватил и потряс мою руку.
— Будь осторожен. — В его водянистых глазах я увидел заботу о себе, привязанность и, возможно, страх. — Теперь давай посплетничаем о чем-нибудь.
Мы поболтали минут пять, затем я из холла позвонил Миллстоуну.
— Фрэнк, — сказал я, — это Чарли Эгаттер. Как ты смеешь приходить ко мне и запугивать моего отца, добиваясь, чтобы он продал тебе дом?
Миллстоун холодно ответил:
— Он совершеннолетний.
— И что ты имеешь в виду, говоря ему, что я разорен?
— То, что я сказал. У тебя серьезные неприятности, Чарли.
— Может быть, ты не слышал, что я пойду на одной из своих лодок для сэра Алека Брина в отборочных соревнованиях на Кубок Капитана?
Миллстоун захихикал:
— Ну, тогда тебе надо постараться непременно выиграть. Восстановить, так сказать, репутацию.
Я повесил трубку.
Сестра Боллом наблюдала за мной, сжав рот в тонкую красную линию. Она считала, что в доме налицо нечто нездоровое. Она, думаю, предпочла бы любое бунгало, лишь бы быть от меня подальше.
Открывая гараж, я погрузился в некие параноидальные размышления. Почему Фрэнк Миллстоун выбрал именно вчерашний день, чтобы снова сделать предложение моему отцу? Потому ли, что он действительно знал о моем финансовом положении? Или у него нашлись основания для уверенности, что Чарли Эгаттер уже не стоит и не будет стоять на его пути?
Я забрался в машину, рука потянулась к зажиганию. Я отвел ее назад. Вылез, тщательно посмотрел под капот, затем под днище, стараясь обнаружить неведомые выпуклости. Но под брюхом была только обычная смесь из ржавчины и смазки. Когда я ехал между склонами, покрытыми желтыми цветами утесника, к Новому Пултни, ко мне вновь вернулось чувство незащищенности.
Конечно, думал я, ставя машину на стоянке у портового бассейна, я всегда могу все рассказать Неллигану. Предположим, он мне поверит и тогда сможет, если захочет, начать масштабное расследование убийства.
К обеим сторонам мягко пружинящего дощатого пирса привалились гоночные яхты, низкие и острые. Вид их и порыв ветра напомнили мне, зачем я здесь: чтобы готовиться к гонкам. Нет, подумал я, никакого Неллигана. Только ты и я, ты — ублюдок убийца, кто бы ты ни был.
Команда «Колдуна» состояла из десяти человек. Мир береговых гонок достаточно тесен, так что я уже знал четверых из тех, кто пришел с лодкой. Дайк, баковый матрос в тенниске неприличного вида, к которой его голова, казалось, была прикреплена без посредничества шеи. О специалисте по фалам Джо ходили слухи, будто он родом из Барнхэм-на-Крауч, но это трудно было подтвердить или опровергнуть, поскольку мало кто слышал, как он разговаривает. У Джорджа, лебедчика, были необычно огромные руки, которые достигали голых коричневых коленок. Эти трое сидели на палубе вместе со Скотто и бородачом по имени Эл, похожим на Генриха VIII[55], специалистом по работе с мачтами. Их внешний вид позволял легко понять, почему шкотовых, лебедочников и разных других важных и высокоумелых палубных матросов обычно называют «гориллами».
Более интеллектуальная часть команды включала Морри, шкотового[56], он прибыл с лодкой и считался авторитетом по настройке ее мачт. Дальше был Дуг Митчелл, тактик и навигатор, который дважды прошел под парусом вокруг Земли и не потерялся; Ник Твэйт, специальный шкотовый, присланный парусной фирмой «Кэпоут», чтобы убедить, что мы получим лучшие из новых парусов, какие только вздумаем им заказать; Криспин Хьюз-Эффкир, победитель чемпионата «Летучий Голландец» в прошлом году, — его заботой был грот, и он исполнял также роль второго рулевого.
55
Генрих VIII (1491 — 1547) — английский король. Здесь: шутливое сравнение матроса — специалиста по мачтам — основано и на внешнем сходстве этих двух лиц, и на «сходстве» их деятельности — король Генрих отличался особой жестокостью, казнил множество своих подданных, а виселица и мачта внешне похожи.