Мария отхлебнула кофе, затянулась сигаретой и, глядя куда-то в сторону, продолжала:
— В общем, может, я и не согласилась бы на этот разговор, но я как взглянула на него, так и не могла отделаться от мысли — где и когда я видела его? Нет, нет, не в тире, где-то в другом месте… Но как только он вошел и так, знаешь, элегантно сказал «добрый день!», хотя мы только что виделись, мне вдруг показалось, что я увидела старшую Робеву с ее изысканными манерами, и тогда я сразу вспомнила, где я видела это лицо: в комнате моей хозяйки висел портрет ее последнего мужа, который привел с собой к ней старшего сына от прежнего брака. Сходство было абсолютное, как две капли воды — я смотрела на этого типа, и мне казалось, что я вижу портрет. Потом я еще вспомнила рассказы Робевой о том, что она выгнала мальчишку в первый же месяц, потому что он таскал из дома ценные вещи и продавал их. Устроили его в какой-то колледж, а он взял да и наврал отцу, что занялся торговлей, украл у него все сбережения и подался куда-то в Грецию. Старик поболел-поболел с год и отдал концы, а Робева, наверно, любила его, потому и держала у себя в спальне его портрет.
Я уже почти воочию видел, как идет суд над Цачевым за фальсификацию документа и попытку вымогательства, видел, как он получает строгое наказание, — в общем, у меня больше не было даже необходимости ненавидеть его. Злость у меня вызывали только те преступники, чью вину я доказать не мог и поэтому им удавалось избежать заслуженного наказания.
— Он — бандит! — отрезала Мария, которая не желала думать о происшествии в юридических категориях. — Пусть только появится еще раз, я его продырявлю насквозь бельгийкой!
— Если он появится, сразу же дай мне знать, — как можно серьезнее предупредил я, ведь от Марии можно всего ожидать. — Он показывал тебе какие-нибудь документы?
— Три. О том, что он инвалид войны и имеет право на предпринимательскую деятельность, второй — что он прямой и единственный наследник Робевой, и третий — что тир был продан Марии каким-то армянином.
— Это были копии или оригиналы?
— Мне показалось, что все они новые. Да, вспомнила — на нотариальном акте написано «копия», или «переписано», или что-то в этом роде…
— А что там сказано об имуществе?
— Там вписаны все номера моих винтовок, указаны все мишени плюс старый брезент, стойка, табло, шкафы, кибитка и лошадка. В то время, при Марии, у нас был конек Алчо, а там значится какое-то женское имя, я не запомнила. И бельгийка вписана, значит, не было никакого миллионера, Мария все придумала…
Мария вздохнула и отлила чуть-чуть кофе в вазон с геранью[10] — в тесноте фургона, так же как, впрочем, и в санатории, у нее всегда находилось место для цветов.
— Нет, если Мария верила, значит, был миллионер! — настойчиво подчеркнул я и тоже отлил несколько капель своего кофе в память о Марии. — Если Цачев придет снова — не спугни его, чтобы он не почувствовал подвоха. Я хочу заставить их дойти с этими документами до суда. Дай Бог, нам повезет и хотя бы один из них окажется фальшивым.
— Кого «их» заставить? Ты о ком? — вдруг встрепенулась Мария, погрузившаяся было в воспоминания о своей тезке.
Я понял, что совершил ошибку, не следовало пока говорить ей об адвокате, чтобы заранее не тревожить ее. Но было уже поздно.
— Ну… ты же знаешь нового адвоката Ценкова…
— Ну?
— Он будет защищать усатого.
Мария слегка побледнела.
— Значит, есть уже и адвокат?
— Как веревочка ни вейся — все конец будет! — попытался я успокоить ее, но Марию не так легко было сбить с толку.
— Ну, раз он нанял адвоката, значит, будет заведено дело! — запальчиво произнесла она и закурила новую сигарету.
— А может, и не будет, — заметил я как можно более небрежным тоном. — Но лучше пусть будет, тогда по крайней мере мы сами сможем схватиться за кончик этой веревочки. Если же ты не хочешь дергать за веревочку, мы можем объявить, что нам все ясно — это фальшивка. Но лично я предпочитаю суд, который воздаст им по заслугам, и это будет справедливо.
— Не хочу, чтобы меня допрашивали! — вдруг дико закричала Мария, и я понял, какая цепь воспоминаний возникла в ее воспаленном мозгу.
— Прекрати сию минуту! — рассердился я. — Кто тебя станет допрашивать? Ты можешь вообще не являться в суд — твои интересы будет представлять адвокат, и ты хорошо это знаешь.
10
У болгар есть такой обычай — в память о дорогих умерших отливать немного драгоценного питья на землю.