Юния.
Я боюсь, я чую — близки сроки
Беды...
Британик.
Но я любим?
Юния.
К чему вопрос жестокий?
Британик.
Нерон, раскаявшись, мешать не станет нам.
Юния.
И доверяешь ты вполне его словам?
Британик.
Так что же, он мне враг? И лицемер лукавый?
Юния.
Мне о любви твердил, тебе грозил расправой,
Теперь меня бежит, к тебе, напротив, льнет...
Та прихоть вмиг прошла и эта вмиг пройдет.
Британик.
Ты заблуждаешься, не в прихоти причина.
За самое себя боится Агриппина:
Предвидя свой конец в погибели моей,
Заставила врагов, как ревностных друзей,
Спасать меня с тобой во время этой бури.
Не сомневаюсь в ней, не сомневаюсь в Бурре.
Я верю и ему, Нерону: он, как я,
Не предложил бы мир, вражду в душе тая.
Юния.
Ты судишь по себе, Британик, забывая:
Твой путь всегда прямой, его стезя — кривая.
За день, за этот день я поняла, мой друг,
Как лицемерен он, и двор, и все вокруг.
Тут на уме одно, на языке другое,
Тут у злодейских дел обличие благое,
Тут дорогих друзей с восторгом предают,
Тут нас с тобою ждет ловушка — не приют.
Британик.
Ну хорошо, пусть так, пусть он хитрей лисицы.
Его боишься ты? Но он и сам боится!
Нет, никогда Нерон на гнусность не пойдет,
Не раздражит сенат, не возмутит народ.
Прочь мысли черные! Нерон признал смиренно
Неправоту свою. Он даже откровенно
С Нарциссом говорил о ней и, согласись...
Юния.
Британик, а тебя не предает Нарцисс?
Британик.
Ты ль это, Юния? Вообразить такое!
Юния.
Я за тебя боюсь, не нахожу покоя.
Везде одна корысть, продажность и порок.
Меня страшит Нерон, меня страшит мой рок,
Томлюсь предчувствием, напрасным, может статься,
Но горько мне с тобой хотя б на миг расстаться.
Ты доверяешь им, а я... Прости меня,
Что если этот пир — всего лишь западня?
Что если ревностью к сопернику источен,
Нерон готовит месть под кровом темной ночи
И обреченного злорадно ждет сейчас?
Что если на тебя гляжу в последний раз?
Британик!..
Британик.
Ты в слезах? И я тому виною?
Так трогает тебя, что станется со мною?
Вот здесь стоял Нерон — дня не прошло с тех пор,
Он ослепить хотел величием твой взор,
Но к власти, к роскоши полна пренебреженья
Ты предпочла меня в моем уничиженье.
Ему, властителю, лишь холод, лишь отказ,
А мне, гонимому, мне слезы этих глаз,
Алмазы дивные! Не трать же их бесплодно:
К тебе вернется друг, веселый и свободный.
Но медлить мне нельзя, не то все погублю.
Простимся, Юния. Как я тебя люблю!
На пире юности, безумной и кипучей,
Мечтою улечу к прекраснейшей и лучшей.
Простимся же.
Юния.
Постой...
Британик.
Меня давно там ждут.
Юния.
Британик, не спеши, пусть за тобой придут.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Агриппина, Британик, Юния.
Агриппина.
Британик, что же ты? Все гости в ожиданье.
Нерон досадует на это опозданье
Он хочет мир с тобой объятием скрепить,
Горит желанием за вашу дружбу пить,
Средь кликов радости сойтись с тобой поближе.
Мы у Октавии побудем. Ну, иди же.
Британик.
Бегу, бегу! И ты, любимая, иди,
Утешь Октавию, прижми ее к груди.
Вам легче будет ждать, между собой толкуя.
В немалом, госпожа, перед тобой долгу я.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Агриппина, Юния.
Агриппина.
Пока вы были здесь с Британиком вдвоем,
Ты, вижу, плакала. Но объясни, о чем?
Откуда эта грусть? Опять слеза скатилась...
Они теперь друзья — я этого добилась!
Юния.
Так много тяжкого за этот день стряслось,
Что скорби не уйму, не удержусь от слез.
Ты чудеса творишь, но как поверить чуду?
Все кажется — грозит опасность отовсюду.
Увы! Изменчива погода во дворцах,
К тому же у любви извечный спутник — страх.
Агриппина.
Ты сомневаешься? И доказательств мало?
Я слово молвила — грозы как не бывало.
О чем тревожиться? Всего добилась я,
Добилась, что Нерон с Британиком — друзья.
Так мне сказал мой сын, себя связав обетом.
И как почтителен, как нежен был при этом!
И к сердцу прижимал, и мне в глаза глядел,
И больше не скрывал ни замыслов, ни дел,
Просил не уходить, все длил и длил беседу.
Да, я могу опять торжествовать победу!
То, гордость позабыв, смиренно, без затей,
Все тайны поверял он матери своей,
То, цезарь истинный, суровостью одетый,
Молчание храня, выслушивал советы
И снова говорил, спокойно величав,
И посвящал в дела, где скрыт удел держав[107].
Я признаю сейчас к его безмерной чести —
Он непричастен злу и неспособен к мести,
Уступчив, даже слаб в сердечной доброте,
И этой слабостью воспользовались те,
Кто ненавидит нас. Теперь придут с повинной!
И снова Рим поймет — не сладить с Агриппиной!
Все, чуя мой триумф, ликуют... Что же мы?
Некстати медлить здесь до наступленья тьмы.
Нам у Октавии теперь окончить можно
День призрачных тревог и радости неложной.
Но что это за шум? Какой-то крик, шаги...
Опять...
вернуться
107
И посвящал в дела, где скрыт удел держав. — Текстуально перекликается с местом из Тацита, предшествующим описанию гибели Агриппины («Анналы», XIV, 4).