Я уцепился за снежную корку, подтянулся, вылез на поверхность. Поднялся и медленно зашагал к Леграну, стоявшему на берегу.
Мой мир.
Из туч повалил снег. Крупный. Пушистый.
Его кошмар.
Все вокруг стало белым. Белые холмы снега, вместо любимой им зелени. Белые березы, вместо любимого им моря. Холодный ад русской зимы, вместо французского лета. Лед и голод. Отчаяние и смерть. Теперь я знал, чего больше всего боялся Легран. Этот страх жил в нем всегда, даже когда тело его умерло.
Мое тело окутала шинель. В руках появился штык. Глянув под ноги, в ледяное отражение, я усмехнулся. На меня смотрел рыжеволосый человек, с задорным, жизнерадостным лицом.
Легран обернулся, увидел меня и побледнел. Глаза расширились. Севшим голосом он прохрипел:
— Жан?
— Давно не виделись. Дружище.
— Но… как?
Я приблизился и, не раздумывая, вогнал штык ему в грудь. Легран упал на колени, и я выдернул ружье. Вампир завалился на спину, не сводя с меня недоуменного взгляда. Потом подставил лицо небу, слегка улыбнулся, приоткрыл рот, ловя падающие снежинки.
— В конце концов справедливо. Пасть от руки того, о смерти которого жалеешь все свое существование.
— Ты проиграл, — я нацелил острие ему в глотку.
Морок рассеялся. Теперь перед ним стоял я. Настоящий.
— О… — каркнул он. — Все-таки тебе удалось…
А потом засмеялся, хрипя и булькая.
— Ну давай, прикончи меня. Из тебя получится отличный глава вампирской общины.
— Что? — выдохнул я.
— Возьми главный приз, — веселился упырь. — Ради этого и созданы поединки.
— Но…
— Выхода нет. Слышишь? Чувствуешь?
Легкие касания. Холодные. Скользкие.
Страшная жажда. Крови. Смерти.
— Убей меня, и стань таким же!
Легран хохотал в голос. Не обращая внимания на идущую ртом кровь. На жуткую рану, с развороченными краями.
— Отсюда только один обратный билет!
В конце концов, выхода у меня не было с самого начала… Я всадил штык ему в горло. Превратил ружье в меч и отсек ему голову.
Мир потемнел, свернулся в одну точку, и я вынырнул из не-реальности.
* * *
Снова вспыхнула боль в теле — отозвались ушибы и переломы… Я, шатаясь, поднялся на ноги, окинул взглядом лежащего рядом Леграна. Точнее, его пустую оболочку. Куклу, которая еще минуту назад могла уничтожить Обитель.
Черт…
Охотники еще в опасности.
Потому что я стану таким же.
Вампиры будут меня слушаться.
Будут подчиняться.
Жажда крови, холодная ярость росли. Затапливали сердце и душу. Невидимыми нитями прирастали к новым слугам…
— Маугли…
Я увидел Панду. С окровавленным лицом, с арбалетом в руках.
С великим трудом улыбнулся уголком губ. Он тоже чувствовал. Видел, что со мной происходит.
— Ты его победил, да? — тихо произнес он, глянув на меня с такой тоской, от которой сжалась оставшаяся, живая, часть сердца.
— Сделай это.
Он поднял оружие. Его глаза наполнились слезами.
— Не могу.
— Можешь.
Тьма заполняла. Захлестывала. Вот значит, каково быть главой общины. Чувствовать в себе каждого. Управлять и властвовать.
— Давай же!
Это кричал не я. Или я?
В голове роились сотни, тысячи мыслей. Оглушали. Сводили с ума. Рвали на части. Я тонул в этом ледяном потоке ненависти… пока пущенная в грудь стрела не оборвала его.
Упал на колени, чувствуя, как остатки тепла выливаются из раны. Так и должно быть. Правильно. Меня еще можно убить. Пока я еще человек.
Боль в груди — это ничего. Это лучше, чем то, что пережил только что.
Боль в груди — это избавление.
Перед глазами вдруг оказалось небо. Утреннее. С погасшими звездами, и желтой, полупрозрачной луной. Цвет у нее странный. Медовый, раскаленный. Он растекается по жилам… согревает. Уносит куда-то далеко… Где хорошо.
И спокойно.
* * *
Лесное озеро еле слышно шелестело волнами. Его вода, серебристая и теплая, приятно ласкала кожу.
Мы сидели на камне, опустив босые ноги в озеро, и молчали. Не хотелось нарушать этого покоя, не хотелось задавать вопросы и будить дремлющую боль. Даша теперь не казалась надменной лесной королевой. Теперь я видел ее настоящую: обычную девчонку, не успевшую познать настоящей жизни. Умершею слишком рано, но сделавшую так много для всех нас…
— Почему ты мне помогала?
Она перестала болтать ногами, посмотрела на меня и улыбнулась.
— Я помогаю всем. Охотники — мои дети. Разве можно заботиться об одних, а других бросить на произвол судьбы?
— Но… — я озадаченно почесал затылок. — Вижу тебя только я, разве нет?
Дарья расстроено вздохнула, поникла головой. Потом встрепенулась, указала на озерную гладь.
— Смотри.
Поверхность воды разгладилась, сквозь нее стали проступать знакомые очертания. Догоравшие руины общежития, острова черной земли среди грязного, снега. Лужи крови. Убитые. Раненые. И выжившие.
Я увидел себя, лежащего на спине, с болтом, застрявшим в сердце. Увидел, склоненного надо мной Панду. Одной рукой он утирал слезы, другую держал над моим лицом, собираясь закрыть веки. Но не решаясь дотронуться. Чуть поодаль стояли Перс, Вальтер… Они выжили. Хорошо.
— Все-таки мы победили.
— Это лишь самое начало войны.
— Но остальные битвы мне не предназначены.
Даша дотронулась до моей щеки, мягко провела по плечу.
— Разве тебе судить о своем предназначении? Сегодня ты исполнил его самую малую часть…
Сильный толчок в спину, и я хлопнулся в озеро. Подо мной закрутилась воронка, увлекая на самое дно…
"Иди, — звучал в голове голос Праматери. — Живи. И верь в свои силы".
Жесткий, морозный воздух проник в легкие. Первый вздох вспыхнул в груди дикой болью. Прокатился по всему телу. Чего я еще хотел…
Мутный образ постепенно обретал четкость. Знакомое лицо: круглые щеки, сосульки черных волос на лбу, очки с треснутыми стеклами, вытаращенные в ужасе глаза. Да. А я ожидал увидеть прекрасную деву, рыдающая над телом убитого воина?
— Пан…да… — это все, на что меня хватило, прежде чем чернота вновь не увлекла за собой.
* * *
Дни в больнице тянулись нескончаемой, однообразной чередой. Процедуры, капельницы, уколы, перевязки — все это я проходил в полном одиночестве. Вдалеке от Обители, друзей. И от Селены.
В первый раз, когда ко мне вернулось сознание, я обнаружил себя в реанимационной палате, прикованным к кровати. Вокруг суетились врачи, тыкали в меня какими-то присосками, кололи шприцами. Среди мельтешащих лиц я узнал лишь одного — того самого Айболита, поставившего меня на ноги в бюро ящеров. Увидев, что я пришел в себя, он тут же дал знак, и мне ввели что-то, от чего я снова отключился.
Какое-то время спустя с меня сняли наручники, признав, видимо, что я не опасен. И ничего вампирского во мне не осталось. Но приближаться, заводить разговор все равно опасались. Или же соблюдали гребаную чешуйчатую инструкцию. В том, что здесь замешаны ящеры, сомневаться не приходилось. Однажды меня посетил своим присутствием сам Тайпан. Я притворился спящим.
Неведение и "подвешенное" состояние выводили из себя, хотелось сбежать отсюда куда подальше. Но вот… здоровье, мягко говоря, не позволяло. Регенерация шла медленно, но оно и понятно: не каждый день возвращаешься с того света…
Дни тянулись, а когда злость достигла точки кипения, двери палаты отворились, и в них зашла Агата вместе с… Ирбисом. Я дернулся навстречу, но врач мягко остановила меня:
— Все хорошо. С твоими напарниками все хорошо. Они рвались сюда, но… ты же сам понимаешь, объект режимный. Мы и сами с трудом сюда попали. Я — как врач. Ирбис — как твой начальник.
— Да уж, — кашлянул тот. — Как ни крути, а ты все еще приписан к нашей Обители. Вы даже не представляете, как я рад вас видеть. Что происходит? Почему меня здесь держат?