Мужчина отступил назад. Его низкий, зычный голос зазвенел.
— Нари была сотрудницей его Дома. Что значит, он ничего не делает? Это его долг. На кону честь его Дома.
— Я не верю, что его это волнует, — сказал Корнелиус.
— Такого бы никогда не случилось при его отце. Есть вещи, которые глава Дома просто делает. Позволь мне узнать, что я могу сделать. Может, мой голос уже не такой громкий, как раньше, но люди все еще ко мне прислушиваются. Если тебе что-нибудь понадобится — что угодно, — ты знаешь, где меня найти.
Правда. Искренний Превосходный, который на самом деле проявлял сострадание.
— Спасибо.
Мужчина вышел на двадцатом этаже.
— Кто это был? — спросила я.
— Линус Дункан, — ответил Корнелиус. — Из очень старого и очень могущественного Дома. Он был спикером Верхней палаты и самым могущественным человеком в Хьюстоне. Пока они его не отстранили.
— Почему?
— Потому что он был честным и пытался изменить Ассамблею к лучшему, — вздохнул Корнелиус.
Меня это не удивило. Дома боялись перемен, словно чумы.
Лифт прозвенел, объявляя наш этаж. Мы вышли и повернули направо. Посередине длинного коридора, у открытой двери, стояли трое мужчин, обсуждая что-то между собой — все они были темноволосыми, среднего возраста, и облаченными в черные мантии с опущенными капюшонами. Одним из них был Маттиас Форсберг. Среднего роста, но с мощным телосложением стареющего игрока регби, он выделялся среди остальных — широкоплечий, с уверенной осанкой. Он стоял, широко расставив ноги, будто ожидая нападения. Его лицо с темными глазами, широкими бровями, изгибавшими к низу без намека на дугу, и мягким подбородком, совершенно не соответствовало его телу.
Корнелиус ускорил шаг, направляясь к ним. Я поспешила следом. Форсберг поднял голову, посмотрев в нашу сторону. Выражение его лица сменилось с напряженного на встревоженное. Двое других мужчин взглянули на нас, и ушли в другой конец коридора, оставив Форсберга одного.
— Харрисон, — протянул Форсберг с таким видом, будто наткнулся на гнилую картофелину у себя в тарелке. — Мои соболезнования.
— Ты заказал убийство моей жены? — звенящим голосом спросил Корнелиус. В нашу сторону стали оборачиваться люди. Умно. Теперь Форсбергу придется отвечать, и, ясное дело, что он не привык быть загнанным в угол.
— Ты из ума выжил? — прорычал Форсберг.
— Да или нет, Маттиас.
— Нет!
Правда.
— Ты знаешь, кто это сделал?
— Конечно же, нет.
Моя магия зажужжала злобным невидимым москитом. Ложь. Я кивнула.
— Если бы я знал, то уже бы принял меры.
Ложь.
— Ее смерть связана с делами твоего Дома?
— Нет.
Ложь.
Корнелиус посмотрел на меня. Я снова кивнула.
— Скажи мне, кто убил мою жену, — процедил сквозь зубы Корнелиус.
Блин. Неправильный вопрос.
— Ты в трауре и не в себе от горя, — фыркнул Форсберг. Выражение его лица ожесточилось. — Это единственная причина, по которой ты еще дышишь. Я собираюсь дать тебе один шанс покинуть это здание…
Взгляд Маттиаса переключился на что-то позади меня. Его глаза широко распахнулись, и я увидела вспыхнувший в их глубине страх. Это так разнилось с тем бычьим упрямством, которое он только что излучал, что мне стало не по себе.
Я оглянулась через плечо.
Из дальнего конца коридора шагал высокий мужчина. Он был одет в черную мантию, и она развевалась вокруг него, словно крылья летящего ворона. Он шел так, словно это здание ему принадлежало, а он заметил незваного гостя в своих владениях. Вокруг него кипела злобная и смертоносная магия, настолько сильная, что я ощутила ее с расстояния в тридцать метров. Он был не человеком, а силой стихии; облаченным в черное штормом, готовым дать волю своей ярости. Люди жались к стенам, стараясь убраться с его пути. Я увидела его лицо и подскочила. Волевой подбородок, прямой нос и голубые глаза, пылающие силой под темными бровями.
Чокнутый Роган.
Мое сердце забилось так быстро, что грудь была готова вот-вот взорваться.
Он направлялся ко мне.
Наши взгляды встретились. Я сжала все свои мысли в стальной кулак, пытаясь держать эмоции под контролем.
Выражение его лица смягчилось, и на долю секунды я увидела, как он смотрит на меня со смесью удивления и облегчения. Но затем взгляд его пылающих глаз впился в Форсберга с яростью хищника. Я знала это выражение. Оно говорило: «Убью».
Я повернулась обратно. Лицо Форсберга застилала паника. Магия сжималась вокруг него, скручиваясь подобно пружине под давлением. Коридор вокруг меня растянулся назад, словно мрамор и металл внезапно стали эластичными.