И тут его встряхнуло.
С минуту он сидел, сжавшись, затаившись, боясь неосторожным шелохом вспугнуть догадку.
— Товарищ полковник… — сказал наконец сдавленно.
Донов и Курасов словно ждали, когда он войдет в разговор: замолкли враз и дружно повернулись к нему.
Василий встал, выпрямился и привычным движением готовящегося к рапорту солдата оберучно продернул китель вдоль ремня.
— Товарищ гвардии полковник. Я, кажется, все понял. — Сказал, вычеканивая каждое слово. — Вы не ошиблись: кажется, ваш Робинзон Крузо действительно здесь. Вернее, ненамного ошиблись… Я вспомнил — видел его в бане.
— Что вспомнил? — Донов так резко сдвинулся в кресле, что оно жалобно скрипнуло. — Кого видел? В какой бане?
— Вспомнил, где слышал ту идиотскую фразу о Робинзоне Крузо. В бане. От лесника, папашиного дружка. Он иногда приходит к нам мыться. Только зовут его не Матвиенко, а Семенов. Семенов Иван Петрович. Низенький вот такой, кудлатый, квадратный. И еще… шея у него истыканная вся, измочаленная прямо, сплошные шрамы! Да, да, точно помню — вместе мылись однажды в бане. Хлещет себя веником и то и дело про Робина Крузо, и что хоть сюда-то он ходок, это от него мы переняли с папашей. Вот я и подумал…
— Та-ак…
Донов, снова подтянутый, строгий, словно на плацу перед выстроившимся батальоном, прошелся по комнате. Обратил внимание на военкома — тот сидел и ошалело водил глазами: определенно черт-те что происходило сегодня в его кабинете!
— Вот как оно вывернулось, майор. Возможно… он и есть. Староста наш барачный, из Дахау.
Курасов, всем своим видом выказывая сомнение, выбрался из-за стола, вышел из кабинета и скоро вернулся с тонкой папкой в руках. Встал у стола и раскрыл папку, негромко, едва не по слогам, начал читать:
— «Семенов Иван Петрович. Место рождения: Ленинградская область, деревня Липовка . . . района. Год рождения: тысяча девятьсот тринадцатый». С воинского учета снят в прошлом году. Да, приехал он сюда после войны, в сорок шестом. Но — мало ли тогда понаезжало… А знаете, я тоже видел его однажды, на охоту вдарившись в синявинские леса. Человек как человек…
— Похоже, что он такой же Семенов, как я Наполеон Бонапарт, — сказал Донов. — А вы думаете, фашисты внешне не похожи на людей? Какие еще красавцы! Русоволосые, синеглазенькие.
— И что же вы хотите предпринять, товарищ полковник? — спросил военком, невольно заряжаясь тем строгим волнением, которое так и отдавало от Донова и Василия.
— Ехать. Не в Синявино, а туда, где он есть, на кордон. Ехать, идти пешком, ползти! Лишний час спокойной жизни — слишком ему дорогой подарок… Хоть проверить просто, на худой конец.
— А может, лучше здесь сообщить, в райотдел? Это мы мигом, там ребята серьезные…
— Нет. — Донов отрезал сухо. — Его должен взять я. И только я, говорено было… Возможно, вам не понять, но я и текст телеграмм двум своим друзьям постоянно ношу в уме: «Выезжай опознание Матвиенко». И знаю: через день оба будут на месте. Это у меня… болезнь, если хотите. Думал, до смерти не излечусь… И представьте — она нисколько не легче, чем любая болезнь, всю жизнь отравляет.
Курасов просительно заглянул ему в глаза.
— Товарищ полковник, я — с вами… Прошу вас, очень прошу…
Донов глянул на него с прищуром. Понял: в войну он был совсем еще пацаненок, из тех, кого не раз снимали с поездов, идущих на фронт, и отправляли в тыл. И невозможно, нельзя отказать ему сейчас, когда так близко запахло тем далеким и острым.
— Хорошо. Едемте. А ты, сержант, давай-ка покати в город. Не вашего тут возраста дело. Пока мы справимся — пройдет день-другой, невесту свою повидаешь, друзей навестишь. Впрочем, и домой тебе надо, там у вас…