Назло железной власти городской жизни, в которой каждый день расписан буквально почасно, в Засурье я стараюсь жить незапланированно: когда что захочется, то и делаю. Но и здесь со временем все же сложились кое-какие обязательные, как говорится, мероприятия. Так один из дней я отдаю просто «обходу» деревни: брожу по улицам, захожу в магазин, в контору, в клуб. Смотрю, слушаю, рассказываю, расспрашиваю, отвечаю. Со всеми, кого ни встречу, потому что колкий озноб первого дня от встречных внимательных глаз изжит окончательно, здесь я опять до конца свой. Сегодня мой «обходной» день начался со встречи с Павлом Ивановичем, зачем-то с утра ходившим в школу.
Шагаю дальше. Блаженствую, купаюсь в своем печально-светлом настроении, как в райском пруду. Правда, в подобном «обходе» днем есть и своя неприятная сторона: все на работе, а ты шлендаешь один по деревне руки в брюки… А сегодня-то уж вся деревня вообще словно вымерла, кругом ни души. Даже собаки разбрелись куда-то по своим заботам, одни куры беззаботно нежатся на солнечном пригреве. Черт, надо было пойти с бабкой на ток. Но увы — проспал.
Ну, а ведь можно заняться и другим, не менее приятным, чем растабары с сельчанами: уставиться, раскрыв рот, на окна, карнизы, крылечки домов и на дворовые ворота. Ах, как любили и умели у нас работать с деревом! Буквально на каждом доме кружевные узоры: златокудрое солнце и горластый петух, улыбчивая луна и даже длиннокосая Василиса Прекрасная… Но и среди всего этого разукрашенного ряда я четко выделяю мастерскую работу нашего знаменитого когда-то на всю округу плотника — топором ложку запросто, как говорится, вытачивал! — деда Фрола Романыча, или, как его называли сокращенно, деда Фролана. Тот дом, к которому приложилась его рука, сразу выделяется из общего ряда. Он всегда расписан щедро, но без изощренности, строго и законченно. У него — свое отдельное лицо. Но все дома его отделки тем не менее чем-то сразу напоминают сказочный расписной теремок. Значит, умел старик выказать народное пониманье красоты… Третий, по-моему, год пошел, как помер старик Фролан, потихоньку разбрелись кто куда древолюбы, скучившиеся было вокруг него, и совсем не поет теперь во дворах веселая щепа. Но… не буду, не буду, банальным считается ныне «плаканье» как о хиренье малых деревень, так и об оскудении народного ремесла. Слава богу, что ветер этот дует не официально, власти даже пытаются там и здесь организовать кружки, цеха и даже целые фабрики (как тут не вспомнить цех народного ремесла при Шумерлинском древзаводе или Альгешескую фабрику «Чудесные узоры», изделия которой прославились, считай, по всему миру), но они — капля в море во всенародном творчестве. Обернется дело настоящим лишь тогда, когда внимательность, бережность и любовь к каждому творцу-умельцу начнут жить в душе всего общества. И лишь тогда станет невозможной ирония в устах собратьев-интеллигентов в адрес «любителей из народа»…
— Здравствуйте, Дмитрий Максимыч…
Оборачиваюсь — передо мной, смущенно улыбаясь, стоит высокий парень лет двадцати — двадцати трех в белой рубашке и солдатских хлопчатобумажных брюках, заправленных в хромовые сапоги в лихую гармошку. Ба-атюшки! Да это же Петька Костылин, наш завклубом! Два года назад он даже из армии вернулся каким-то недоростком-юнцом, а теперь — мужчина мужчиной!
— Чего не заходите, Дмитрий Максимыч? — говорит он, никак не смея протянуть руку. Подаю ему сам, проверяю крепость жил — ничего-о, матереет парень. — У нас теперь кино — во! ПТКа поставили, спасибо вам за помощь. Бильярд есть большой… Вот только еще бы нам костюмы хоровые, хотя бы старые… — заглядывает в мои глаза Петька. — Конечно, не с руки это вам…
— Э-э! — говорю я. — Ты это, брат, кончай все надеяться на дядю приезжего. Что у тебя — рук нет у самого, головы? А я что ж, я могу тебе помочь достать даже электронно-вычислительную машину. Не требуется?
— Не-е, — смеется Петька.
— Да кому же петь-то на твоей сцене, Петька?! Ни петь, смотрю я, ни слушать у тебя тут некому. Зачем тебе костюмы?
— Не-е, — мотает головой Петька. — Со старшеклассниками и ферменскими наберется кому петь. И слушать есть кому. Меня вон даже бабка Тиморашкина все ругает. Раньше, говорит, такие консерты в клубе бывали, а теперь ты кино одно крутишь. Будто я один во всем виноват… А десятиклассники наши все решили в деревне остаться после школы, не слыхали? И остались.
— Не-ет… — теперь уже я растерянно мотаю головой.
— О них даже в областной газете писали! Один Вовка Сагин забузил — в Волгоградский институт физкультуры поступает. Ну, ему, может, и надо. Знаете, как он на лыжах ходит? В десятом классе чемпионом области стал.