Если бы я не была сосредоточена на Лукасе, я бы не заметила выражение ужаса на его лице. Действительно ли он на нашей стороне? Или на стороне Тэтча?
— Воу, воу, воу, — Лукас поднял руки. — Я не собирался подставлять его. — Он кашлянул. — Снова. Но он был таким...
— Тэтчем, — произнесли мы хором. Это на самом деле не объясняло парня. Он не был высокомерен, не всегда, но принадлежал к тому типу парней, которые, однажды впустив тебя, никогда не позволят узнать себя полностью. У него было много сторон, но он показывал лишь те, которые хотел. Заметим, что у него довольно серьезные проблемы с доверием.
— Верно, — выдохнул Лукас. — Плюс он мне соврал, а потом попытался обвинить меня в своем же ветреном поведении.
Столик погрузился в молчание.
Лукас выругался.
— Ладно, мое влияние не было таким уж хорошим.
— У тебя был календарь, — заметила Эвери.
— Для женщин, — добавила я. — Разных женщин.
— Множества женщин, — Эвери кивнула. — С которыми ты встречался одновременно.
— И с которыми спал. — Мы обменялись взглядами.
— Эй! — Лукас откинул назад волосы и поднял руки вверх. — Я только что присоединился к команде Остин! Я на твоей стороне! И да, — произнес он, неуютно поерзав на стуле и оттянув свой черный галстук. — Пусть я и подавал плохой пример, но теперь счастливо живу на светлой стороне, а Тэтч разбил лагерь на темной, так лучше?
— Мужчина прав. — Эвери счастливо вздохнула и поцеловала Лукаса в щеку. — Спасибо, что передал ему список. Это очень облегчит задачу Остин.
Лукас покачал головой.
— То, что ты делаешь, жестоко, знаешь об этом, верно?
— Но, Лукас, — я захлопала ресницами. — Самое прекрасное то, что я ничего не делаю.
Он фыркнул.
— Точно, ты просто превращаешь его в жуткого параноика, пока он не сойдет в итоге с ума. Поверь, он не сможет спать по ночам и приделает кому-нибудь третью сиську. Бедный парень и так уже в стрессе. Ты вообще представляешь, сколько операций по увеличению груди он делает ежедневно?
— Иск за халатность, — Эвери кивнула, полностью игнорируя Лукаса. — Мы можем над этим поработать.
— Мы не подведем его под увольнение, — произнес Лукас стальным тоном. — Ему нужна его работа. Он ее любит, ему нравится ломать носы и нашпиговывать бог знает чем, плюс он хорош в этом. Просто... — Он поднялся и потянулся за рукой Эвери. — Подоставай его пару недель, чтобы он прочувствовал, а потом прекращай.
Я сглотнула. Лукас был прав.
Причиняя ему боль, я сама не чувствовала себя лучше. Но вот месть ощущалась хорошо.
Хотя это же относилось и к поцелую.
Что означало, его рот был очень опасной и увлекательной штукой. Как и его волосы.
Тело. Его вкус. Уф.
— Остин, — позвал Лукас. — Я также упомянул при нем, что устроил тебе свидание вслепую. Похоже, это заставило нашего друга Тэтча захотеть содрать обои со стен и кричать в стиле пещерного человека. — Он слегка пожал плечом. — Подумал, что ты захочешь знать.
— Нет, — прошептала я. — Это всего лишь даст такой девушке, как я, надежду, что он вытащит голову из задницы и увидит, что потерял, а я более чем уверена, моя единственная надежда на Санту, который подарит Тэтчу на Рождество душу или хотя бы сердце.
— Ауч, — Лукас поморщился. — Ну, хорошо, как скажешь. Мне нужно возвращаться к работе, так что постарайся не попасть под арест. — Он помедлил и переглянулся с Эвери. — Но если попадешь ты, постарайся не снимать наручники, ладно?
Смеясь, она быстро поцеловала его, прежде чем проводить до двери. Я откинулась на стуле и приуныла.
Мы были в этой же кофейне, когда Эвери сказала, что запуталась с Лукасом. Я была на седьмом небе от наших отношений с Тэтчем и говорила ей, как по-настоящему это было, как искренне и прекрасно.
Теперь она и Лукас влюблены. А я испытывала ненависть.
Обидно.
Я проверила телефон на наличие сообщений от Тэтча. Видите! Мне нужно пресекать это все в зародыше!
— Дерьмо. — Я встала и схватила сумку. Я опаздываю на занятия. Снова. — Эвери! — Локтями я отодвинула ее и Лукаса в сторону от двери — Я потеряла счет времени. Нужно идти, занятия по социальным СМИ начинаются в десять.
— Позвонишь мне?
— Ага! — Я побежала к своему заждавшемуся «Мерседесу». В пути включила музыку. Мне нужно было хоть что-то, чтобы отвлечься от боли в сердце.
Профессор, который ненавидел меня до глубины души, например.
Я сильнее вжала педаль газа. Мне нельзя опаздывать. Не опять. Давай, давай!
Я молила, чтобы время замедлилось, а машина прибавила скорость, когда, наконец, добралась до кампуса.
Чтобы увидеть, что старая парковка на ремонте.
— Дерьмо!
Да. Я опоздаю. Очень опоздаю.
Глава 6
ТЭТЧ
— Ладно, знаю, это покажется странным, но прошу прощения за мои холодные руки. — Я подмигнул, обхватывая ее левую грудь правой ладонью, а затем правую левой. — Но мне нужно сделать замеры.
Я любил свою работу. Любил своих пациентов, по большей части.
Но всегда бывали такие случаи, в которых заранее знаешь, что консультация пройдет плохо.
Это один из них. Или мне стоит сказать «одна»?
Большинство восемнадцатилетних, с которыми я работал, оказывались испорченными детьми, которые слишком много флиртовали с мужчиной, собиравшимся трогать их грудь, или спорили с мнением профессионала касательно их случая.
Это уже был долгий день.
И, судя по только что лопнувшему пузырю жвачки прямо перед моим лицом при знакомстве, он затянется еще черт знает на сколько.
Малолетка выпятила свою грудь, словно та была божьим даром. Но это не так.
В конце концов, не поэтому ли она пришла ко мне? Она хотела больше?
Когда дело касалось операций на груди, пациенты делились на три типа. Первый — это те, у кого от природы плоская грудь, и им хотелось бы приобрести более женственные формы.
Они – мои любимицы. Мне нравилось, какую уверенность в себе давала простая операция. Зачастую они плакали на первой консультации, а я из кожи вон лез, чтобы сделать их счастливыми при виде своего нового тела, когда заканчивал работу. Точно так же, как старался убедить, что они были прекрасны и без его вмешательства.
Второй тип — это пациенты, которые стремились к совершенству.
Но при этом ничего в их внешности не было идеальным и никогда таким не будет. Но и тут не все так плохо, по сравнению с третьим типом.
Которые думали, что операция изменит их жизнь, что красота касалась лишь внешности, а не внутреннего содержимого.