А Длама, которую теперь звали Камиссой росла и воспитывалась во дворце как принцесса. И про то, что Камисса, на самом деле не является дочерью царя, теперь, знала только жена придворного лекаря. А она намеревалась хранить эту тайну до могилы. Камисса была источником немалого дохода для лекаря и его жены. Поэтому они заботились о ней. Камисса получала все необходимое, кроме любви и ласки. Даже ее мнимый отец ни разу не удосужился навестить Камиссу. Царь Ласфадии проводил время в увеселительных мероприятиях, охоте и войсковых смотрах. Хотя Ласфадия и Тамерия много лет соблюдали мирный договор, царь Ласфадии мечтал к совершеннолетию своего сына собрать и вооружить многочисленное войско и, назначив своего сына главнокомандующим, послать его на захват Тамерии. Тамерия представлялась царю Ласфадии лакомым кусочком, ведь купцы из Тамерии привозили товары, качество которых значительно превосходило качество товаров Ласфадии. И царь надеялся, что, захватив Тамерию он получит власть над изготовителями этих прекрасных товаров. Ему было невдомек, что качество товаров зависит не от национальности, а от условий и заинтересованности работников. Если из хорошего сырья, на хорошем оборудовании, хорошо обученные специалисты будут стремится произвести хорошее изделие, то изделие получится, действительно, хорошим. Нарушение хотя бы одного из звеньев приведет к разрыву всей цепочки.
Однако, царь Ласфадии даже не задумывался об этом. Он был уверен, что главное вооружить армию тяжелым оружием, и захват других стран станет легким делом. Сам царь не умел даже держать в руках меч, не говоря уже о метании копья или стрельбе из лука. Даже на охоте за него стрелял егерь, а он отсиживался в беседке возле восточных ворот, даже не выезжая за пределы дворцовой ограды. А когда егерь приносил добычу, он возвращался во дворец и самодовольно говорил, что это он сам добыл дичь. Он проводил парады на дворцовой площади сидя на троне, который был установлен на пьедестале посреди площади, махая золотым жезлом, давая подразделениям дворцового полка команды остановиться или снова маршировать. Царь полагал, что в этом и есть тактика ведения боевых действий. Он был уверен, что война является самым доблестным занятием всех царей, королей, раджей, падишахов, фараонов, ханов, императоров и прочих повелителей.
Царь Дугрий, который, напротив, был убежден, что война является самым ужасным проявлением человеческой деятельности, ежедневно, по несколько часов, занимался оттачиванием боевых искусств, как с применением оружия, так и без такового.
Когда Ронси исполнилось полтора года Рутэния, выходя с ним на прогулку, частенько заходила на восточный двор, где Дугрий проводил тренировки вместе с гвардейцами. Ронси искренне радовался, когда отцу удавалось выходить победителем в учебных боях и плакал, когда его отец терпел поражение. Рутэния, успокаивая его, объясняла, что поражение в учебном бою является только поводом установить причину совершенных ошибок. Рутэния говорила, что папа либо сам допустил неловкое движение, либо упустил ловкое движение своего соперника. Но, в любом случае, папа осознает это и не допустит подобную ошибку впредь. Ронси, хотя и не все понимал пока, но успокаивался и желал, чтобы папа в следующий раз непременно победил.
Однажды Ронси с мамой, как обычно, стояли у изгороди и наблюдали за тренировкой отца и дворцовых гвардейцев. Дугрий в этот раз оттачивал схватку сразу с тремя воображаемыми противниками. Но, в какой-то момент пропустил сильнейший удар, в результате которого он упал и несколько раз перевернулся, катясь по земле. Маленький Ронси не выдержал этого зрелища, вырвал ручонку из материнской руки, и с криком побежал к отцу. Дугрий, услышав крик своего сына, немедленно вскочил на ноги и резко подхватил Ронси и поднял его над головой, желая дать понять ребенку, что с ним все в порядке. Однако, Ронси закричал еще более пронзительно, а на лицо Дугрия с одежды сына стала капать кровь. Дугрий, в испуге, прижал сына к себе, спрашивая его о случившемся. Ронси, плача, показал ручонкой на левую ножку. Ножка ребенка была вся в крови. Друг Дугрия, командир гвардейцев Земфий уже бежал вместе с лекарем. Кровотечение удалось остановить и Ронси старался больше не плакать, чтобы успокоить разволновавшихся родителей. Оказалось, что, когда Дугрий катился по земле, кинжал, который Дугрий носил на поясе с правой стороны, съехал к середине и повернулся рукояткой на внешнюю сторону. А когда Дугрий поднимал Ронси, металлическое змеиное жало на набалдашнике кинжала впилось в кожу на ножке малыша и распороло ее двойной линией до самого колена. Рана была не глубокая. Лекарь сказал, что через недельку рана затянется, но скорее всего останется шрам на всю жизнь. Дугрий винил себя за то, что так нелепо пропустил удар, и так не аккуратно поднял Ронси. А Рутэния винила себя за то, что так слабо держала Ронси за ручку. Но через неделю, как и сказал лекарь, ранка стала подживать. Ронси снова стал самостоятельно ходить, а еще через неделю он уже вовсю бегал и только две белых полоски на левом бедре напоминали о перенесенной травме.
После этого случая Дугрий стал брать уроки в искусстве врачевания. Ведь он, который в одиночку был способен одолеть нескольких воинов, оказался совершенно беспомощным, когда с его сыном произошел несчастный случай. Дугрию было очень стыдно, что он, взрослый мужчина, царь, муж, отец, воин, а почти ничего не знал об устройстве своего собственного тела. Он признал это важнейшее упущение в своей жизни. Беря уроки врачевания, Дугрий восхищался насколько рационально и мудро Природа устроила человека и другие живые существа. Теперь Дугрий стал осознавать значение здоровья. Ведь человек трудится для того, чтобы добыть себе пропитание. А пропитание нужно, вовсе не для получения удовольствия от вкушения пищи, а для поддержания здоровья. Человек спит, вовсе не для того, чтобы увидеть сны, а для того, чтобы отдохнуть и восстановить силы для поддержания здоровья. Человек шьет одежду, строит жилища для того, чтобы укрыться от непогоды и холода, а значит, для поддержания здоровья. Вот и выходит, что здоровье — это самое главное.
И даже царь Ласфадии понимал это. Он сам часто болел и поэтому держал при своем дворе двух придворных лекарей, в семье одного из которых и воспитывалась принцесса Камисса. Придворный лекарь, хоть и не принимал ни малейшего участия в воспитании Камиссы, не мог не удивляться тому факту, что у такой взбалмошной и психованной женщины, какой была Кирмита, и такого эмоционального и капризного мужчины, каким был царь Ласфадии, родилась такая спокойная и приветливая девочка, какой была Камисса. Разумеется, что Камисса любила и побегать, и посмеяться. Но если няньки попросят ее спокойно посидеть и поиграть с игрушками, она садилась и спокойно и увлеченно играла с игрушками, тихонько что-то бормотала и никому не досаждала. Няньки не могли на нее нарадоваться. А когда у них появлялась возможность погулять с принцессой в саду няньки сами превращались в беззаботных маленьких девочек и вместе с Камиссой весело забавлялись, играя и бегая в саду. Однажды, играя в прятки со няньками Камисса спряталась под кустом шиповника и у самых корней заметила что-то блестящее. Камисса позвала нянек и показала им находку. Няньки, увидев находку Камиссы пришли в восторг. Это была сережка в виде грозди изумрудов в золотой оправе. Они долго любовались блеском золота и игрой световых лучей в изумрудных гранях. Без сомнения, такое украшение могла носить только весьма знатная и богатая дама. Одна из нянек предположила, что это могла быть сережка Кирмиты. Другая сказала, что если бы Кирмита потеряла сережку, то устроила бы такой переполох, что каждая бы запомнила его надолго. Тогда третья нянька предположила, что сережка была утеряна много лет назад, ведь ни золото, ни изумруды не ржавеют. И они стали поочередно прикладывать сережку к уху и изображать важных придворных дам. Это было забавно и Камисса заливалась смехом, глядя как няньки дурачатся. Однако, одна из нянек предложила продать сережку, которая должно быть стоила очень дорого. Другая предложила не продавать сразу сережку, а вынуть из нее изумруды и продавать по одному, что бы хватило на дольше. Третья нянька сказала, что часть вырученных денег нужно будет отдать Камиссе, так как именно она нашла эту сережку. Но первая нянька сказала, что Камиссе пока деньги не нужны, что у нее и так все есть, а будет еще больше. А долю Камиссы следовало бы отдать ей, так как она дольше всех из нянек прислуживает жене придворного лекаря. Вторая нянька закричала, что доля Камиссы должна бы достаться ей, так как она делает самую грязную и тяжелую работу. Третья нянька сказала, чтобы Камисса сама решила, кому отдать свою долю. Тогда первая и вторая нянька набросились на нее с криком, чтобы та и не надеялась получить долю Камиссы, так как была сиротой и считалась безродной. Третья нянька была оскорблена и высказала, что она хоть и сирота, но воспитана и обучена, а те, кто ее называют безродной, даже не умеют читать. Тогда первые две няньки пришли в такую ярость, что вцепились бы в третью няньку, если бы малышка Камисса не приказала им замолчать и вернуть сережку. Вихрь агрессии, который вился между няньками мгновенно прекратился, и они тут же пришли в себя. Им было очень стыдно, что они вели себя столь недостойно. Камисса забрала у них сережку и положила в кармашек своего платья. Няньки стояли молча, опустив головы, а Камисса смотрела на них и не понимала, как эти взрослые девушки чуть не подрались из-за какой-то, пусть даже очень красивой, но побрякушки. Внезапно в тишине раздались громкие звуки. Камисса была очень удивлена. Она уже слышала, как мяукает кошка, как лает собака, как ржет лошадь, как шумит ветер и даже как грохочет гром. Но эти звуки не были похожи ни на один из звуков, знакомых ей, а может быть были похожи сразу на все эти звуки. Они не пугали Камиссу, как поначалу пугали ее раскаты грома. Скорее всего эти звуки наполняли Камиссу какой-то торжественной радостью. На нянек эти звуки тоже производили такое же впечатление. Несколько минут Камисса слушала, прежде чем спросить нянек, что это за звуки. Няньки сказали ей, что это музыка. Разумеется, что Камисса не имела ни малейшего понятия, что такое музыка и что является ее источником, но ей захотелось оказаться поближе к тому месту, откуда эта самая музыка доносилась. А доносилась она от северных дворцовых ворот. И это означало, что в Ласфадии объявлен всенародный праздник. Если учесть, что предыдущий всенародный праздник происходил в Ласфадии почти три года назад, как раз по случаю рождения Камиссы, и она, разумеется, не могла это помнить, то это событие было для малышки чрезвычайно интересным и завораживающим. Камисса почти побежала к северным воротам, по дороге расспрашивая у нянек, что такое праздник, и по какому поводу он объявлен. Няньки, как могли, пытались объяснить Камиссе, что праздники объявляет царь, если в государстве происходит какое-нибудь важное и радостное событие. Когда они приблизились к воротам, там уже стояла толпа придворных, которые с интересом смотрели на закрытые ворота. Камисса обратила внимание на группу нарядных слуг, которые держали большие игрушки, из которых и неслись эти красивые звуки, которые няньки назвали музыкой. Первая нянька пробежалась по своим знакомым слугам и вернулась с сообщением, что этот праздник устроен в честь приезда послов из Мугалии, которые хотят просить у царя позволения забрать принцессу Кунпалу в свою страну, чтобы она стала женой старшего сына царя Мугалии. Камисса мало что поняла, из того, что сообщила нянька. Самое главное, что Кунпалу хотят куда-то увезти и что-то там с ней сделать…