— Мы с Эм пытались образумить ее, потому что за эти шесть месяцев она похудела так, что моя жена уже хотела вести дочь к врачу. Никто и ничто не могло повлиять на Роуз, так сильна была ее страсть. Она всегда очень серьезно относилась ко всему, за что бралась. Даже ненавистный ей колледж закончила с отличием. Но диплом торжественно подарила мне и уехала в гараж. Я горжусь ею. Я так безумно восхищен своим ребенком, что боюсь произносить это вслух, чтобы кто-нибудь не передал Элли мои слова и она не начала ревновать. Я стараюсь скрывать свои чувства, чтобы не провоцировать сестринской ревности. Но, когда Роуз рассказывает о своей работе, я готов лопнуть от гордости за ее успехи. Я по-прежнему хочу, чтобы она работала финансовым аналитиком, ходила в офис на каблуках и не пачкала свои изящные пальчики смазкой и маслом. Но в этом вся моя девочка: она сильная, самостоятельная и, кого бы ни любила, отдает всю себя без остатка.
Он замолчал. От его последних слов я почувствовал, как сильно сжалось мое сердце. Мне показалось, что вот так начинается инфаркт: сердце замирает, и начинает кровоточить душа; ты понимаешь, что тебе не хватит всего кислорода мира, чтобы сделать следующий вздох.
Я не хочу дышать без нее.
Я не могу жить без нее.
Я не буду существовать без нее.
Я не смог остановить слезы, бегущие по щекам. Никогда не плакал. Вообще никогда. Даже когда нас бросила моя мать. И даже когда сломал ногу, упав с дерева в четвертом классе, я не плакал. До этого момента. За эти два дня я выплакал столько слез, сколько их не было за всю мою жизнь. Перед взглядом было размытое пятно парка и красивое лицо Роуз, вызванное моими воспоминаниями.
К моменту, когда я немного успокоился, Грег уже не сидел рядом со мной. Я даже не заметил, когда он ушел, но был счастлив, что он приходил, что поделился своими воспоминаниями и выговорился немного. Думаю, и ему, и мне после этого разговора стало легче.
Я решил, что этот разговор стал еще одним маленьким шагом к тому, что мне будет позволено увидеть Роуз. Я пошел в туалет, чтобы умыться, и посмотрел на свой вид в отражении зеркала: черт знает, куда запропастился галстук; пиджак был грязным; рубашка потрепанная, как будто меня таскали по асфальту. И все это великолепие увенчивали пятна крови. О лице даже говорить не было смысла. Растущий синяк после удара Грега и запекшаяся кровь в уголке рта дали мне все шансы претендовать на должность предводителя местных бомжей.
Было ясно, что перед Роуз я в таком виде появиться не могу, поэтому решил съездить домой, чтобы принять душ и переодеться, а потом вернуться на свой пост и ждать новостей.
* * *
В десять вечера я уже был на месте. Дверь больницы открылась, и от удара в затылок я полетел на асфальт.
— Мун, ты мразь! — крикнул Грегори Монтгомери, лучший друг Роуз.
Я попытался подняться, но он ударил меня ногой в живот. Следующие удары кулаками пришлись мне в лицо, стоило перевернуться на спину. От потери сознания меня спас охранник, вовремя оттянувший Грега. Он держал его сзади, пока тот пытался вырваться. Грег с ненавистью смотрел на меня налившимися красным глазами.
— Из-за тебя, сука, она там! Это ты виноват! Ненавижу тебя! Убирайся, мудак! Пошел нахер, от тебя одни проблемы у всех!
Я молча сидел на асфальте, вытирая кровь, бежавшую из носа, рукавом свитера. Мне нечего было сказать. Я знал, что это не последний удар, который приму за то, что натворил. И я был уверен в том, что заслужил каждое слово и каждый пинок, которые мне доставались. Мне так хотелось, чтобы Грег забил меня до потери сознания, чтобы я отключился ровно до того момента, пока Розали не придет в себя. Каждая минута ожидания была хуже предыдущей.
— Я в порядке, пусти, — уже спокойнее сказал мужчина охраннику.
Тот медленно отступил, и Грег начал поправлять свою рубашку. Он кинул взгляд в мою сторону и тихо сказал, глядя мимо меня:
— Она начала постепенно приходить в себя. — Я резко поднял голову и скривился от пульсирующей боли. В моей душе расцвела надежда. Я снова шмыгнул окровавленным носом. Грег вздохнул и продолжил: — Включается минут на пять каждые час-полтора. Док говорит, что это хороший знак. Значит, в течение суток она должна полностью прийти в чувство. Тебе к ней нельзя. И никогда не будет позволено увидеть ее. Туда пускают только семью. Я сказал это, просто чтобы ты успокоился и свалил отсюда нахрен. Скоро выйдет Элли, и я тебе не завидую, если решишь остаться.
Он еще пару секунд постоял и ушел в сторону стоянки. Я медленно поднялся на ноги и, качаясь, побрел к ступенькам. Я все еще был дезориентирован из-за ударов, когда минут через пять вышел охранник и протянул мне мокрое полотенце и пакет со льдом. Я вытер лицо и руки, а затем приложил к носу пакет.