Нет, я пока с Вами…а вот что! У нас отсеки номер сто пять- сто семь занимает судовая церковь…на что она нам? А давайте, там оборудуем запасной перевязочный пункт?'
'Батюшка, да как же без церкви… и ассигнований на сверхштатное медицинское оборудование нет…и кто там служить будет?'
'Молится нужно не в церкви- а в душе… вот у нас в жилой палубе икона Святого Александра Невского висит- видели? Как японский снаряд там рванул- всё вдребезги, а у иконы даже стекло не разбилось…вот где святость-то, а не у покрытых сусальным золотом алтарей…
Мораль же такая- алтарь с иконостасом продадим- да на вырученные денежки перевязочный стол с бестеневой лампой да инструментарий потребный купим!'
'Ну это понятно… а где ещё одного медика взять?'
'А вот у нас на борту была одна ссыльно-каторжная, курсистка-медичка из Питера, Катя Измайлова…что такое? Или она Вам знакома?'
'Знакома, батюшка, знакома… весьма!'
… 'Катя, это чего такое? Часом, не рыжьё?'
Неправильной формы, отливающий коровьим чухонским маслом, тяжёлый даже на вид камешек был накрепко приделан к концу солидной, чуть не якорной цепи красно- жёлтого металла…
'Сдаётся мне, Лена, что это самородок…'
'Правда? Значит, это я удачно зашла.'
'Ты где это взяла?'
'Да в ломбарде…там, где наш папик свои ходики другой раз закладывал…хотела и тики-так его назад выручить- да боюсь, он уж крайний раз не поверит, что мне их бесплатно вернули…'
'Вот хорошо…теперь бежим?'
'До ветру? Куда бежим? На бану ксиву требуют…пешком? Далеко ли уйдём… нет, Катюха, нам надо на пароход попадать… и плыть в Америку…эх, одно плохо! Американского языка я не знаю! Ну что ты ржёшь… как мой Петровский…эх, где он… пропадёт ведь без меня, растяпа…'
Над городом и портом качалась пурга…
Нечетный, следующий в Западном направлении, экспресс 'Владивосток-Москва' прибывал в Харбин ночью…
Звякнула сцепка, заскрежетали тормоза, побежали по белому, крашенному масляной краской подволоку куппэ отблески электрических лампионов…
Тундерман Первый лежал на своём диванчике, с бессмысленной тоской глядя вверх…
Всё кончено. Служба, карьера… да что там. Жизнь кончена.
Куда он ехал, и главное, зачем?
Когда он, оглушённый, вышел из штаба… первой мыслью его было- скорее, скорее… добраться до родного 'Херсона', запереться в каюте, налить в ствол браунинга морской, солёной, как кровь, воды…
Остановила мысль - будет суд! Ему-то хорошо, он уже отмучается,… а его команда? Которая поверила, которая пошла за ним…
Нет. Он поедет в самый Питер, он сам доложит обстоятельства дела Морскому Министру… ведь должны же быть нормальные люди в Империи?
Ну пускай - он нарушил какие-то там международные законы. Судите!
Но только его!
Офицеры и матросы выполняли его приказы, они ни в чём не виноваты. Он сам ответит за всё…
Но сон не шёл…снова и снова Тундерман проигрывал в голове разные комбинации случившегося и не случившегося (добрый доктор Бехтерев назвал бы его лёгкое, лёгонькое такое психическое реактивное состояние циклотомным синдромом, и ласково бы запер отдохнуть от тяжких дум на тихую 'Пряжку') и опять и опять приходил к тому же выводу- он всё сделал правильно. Как было должно.
Но сон всё не шёл.
За окном вагона слышались приглушённые паровозные гудки, позвякивал по колёсным парам молоток осмотрщика…обычная вокзальная ночная жизнь. Но чу!
В коридоре осторожно затопали подковками казённые сапоги…у дверей куппэ послышался невнятный шёпот, а потом в дверь осторожно постучали.
Незримая ледяная рука сжала сердце Павла Карловича:'Ну что, дождался позора? Раньше надо было! Раньше…'
Сев на диванчик, Тундерман совершенно спокойным, отстраненным, недрогнувшим голосом произнёс:'Войдите!'
Сосед по куппэ, сибирский купец совершенно варначьего вида, до селе мирно храпевший, вдруг схватил Тундермана за руку и, колясь бородой, горячо зашептал:'Слышь, военнай, сигай в окошко! Я их, фараонов, задержу! Не боись! Мне ничего не будет, не впервой-ужо откуплюсь от идолов!'
'Нет, спасибо… уж что суждено… изопью чашу до дна…'
'Ну, храни тя, паря, Господь! Взойдитя, сатанаилы!'
В широко распахнувшуюся дверь (двери в вагонных куппэ не отъезжали в сторону, а распахивались в коридор) вступил жандармский ротмистр, из за плеча которого выглядывал побледневший обер-кондуктор.
'Капитан первого ранга Тундерман? Павел Карлович? Извольте пройти со мной…'
Не попадая в рукав чёрной шинели, Тундерман пробормотал:'Второго…'