'Это Симанович, из 'Биржевки', я его знаю! Он мне второй уж год полтину должен, а ведь когда брал- обещал вернуть на другой же день.'
'Обещанного - три года ждут…а ты тоже, нашёл, кому в долг давать!'
'Господа! Его Императорское Величество, Михаил Александрович!'
Бросив жевать и вытянув руки по швам, журналюги, под звуки Государственного Гимна, встретили вступившего в залу Монарха…
'Господа, я буду краток! Война- есть несчастие народное…не мы эту войну начали! На нашу Родину- напали…сейчас, в эту минуту, русские солдаты и матросы, офицеры и генералы - может быть, отдают свою жизнь за Отечество…
Но кто расскажет об их подвиге? Вот, у меня в руках свежий номер газеты 'Русь'…имя-то Святое!
И что же пишет эта газета с таким именем - о войне?
'Военное время всегда вызывало случаи острого умопомешательства. Если бы кто-нибудь вздумал теперь сделать перепись психически больным, мнящими себя и адмиралами и всякими героями Дальнего Востока, то в одном Петербурге получились бы любопытные данные: в четырех больницах для умопомешанных находятся не только "Того", "Куроки" "Гаяши" и другие, но есть и "подводные лодки", "брандер", и "мина Уайтхеда". Последние пациенты являются самыми беспокойными.'
Смешно, да?
И ЭТО ВСЁ.
О том, что сейчас в Корее, на реке Ялу- идут тяжелейшие, кровавые бои, что русские моряки, не жалея себя, насмерть бьются с превосходящими силами японского флота - читатель никогда не узнает.
Более того.
Военный корреспондент "Berliner Tageblatt" сообщает в своем письме из Харбина о следующем возмутительном поступке одного из русских корреспондентов в Порт-Артуре.
Пользуясь гостеприимством и предупредительностью порт-артурских властей, предоставивших корреспондентам всю возможную свободу, предатель тайно сфотографировал порт-артурские укрепления и затем уехал в Шанхай, откуда передал фотографии в Японию. Такие недостойные поступки, - говорит Гедке, - вполне оправдывают осторожность, с которою русские стали относиться к журналистам.'
Максимов молча, так- что ногти впились в ладонь- сжал кулаки… а Краснов почему-то как-то очень нехорошо посмотрел на вмиг побелевшего, как мел, Симановича…
'Господа, каждый должен исполнять свой долг… Нет, не так. Каждый- обязан исполнять свой долг. И я - не прошу вас. Я ТРЕБУЮ.
Пишите. Пишите правду, одну лишь правду и ничего, кроме правды…Я сам теперь буду вашим цензором.
А для сведения тех, кто забудет о том- что он русский… поверьте. Я найду способ ему об этом напомнить.
Повешу как собаку. Без всяких судов и аппеляций. И не думайте, что удастся кому-то отсидеться за границей, под крылышком у наших врагов. Достанем и там.'
Старейшина литературного цеха, робко прокашлявшись, спросил 'А о чём нам писать?'
'Как о чём? Вот, мне сегодня поступило прошение…от учителя начальной школы, девицы Ольги Тониной. Просит дозволить ей поступление в Школу прапорщиков по Адмиралтейству… конечно, дозволю! Сама сбежит через неделю. Но, господа- каков патриотический порыв? Вот вам- тема…'
Разговор стал перетекать в конструктивное русло…
…Вице- Адмирал, начальник Главного Морского Штаба Зиновий Петрович Рожественский был счастлив… здесь и сейчас.
Было тихо, только со сливного бачка ('Надо вставить фитиля вестовому!') уютно, почти неслышно капала - кап, кап… на метлахские плитки пола невская водичка…
В крохотном нужном чуланчике было по-домашнему спокойно. Пахло ёлочкой, деревянное сиденье, согретое ягодицами, было таким прочным, надёжным и устойчивым…
Мир и покой царили в душе адмирала.
Ретирада! Единственное место, где он мог укрыться от житейских и служебных бурь…
А бури вокруг бушевали нешуточные…спешно достраиваемые на верфях броненосцы 'бородинской' серии надо как можно скорее оснастить…чем? да всем! Чего-чего только на них не было… практически не было ничего!
Была у Зиновий Петровича задумка- взять часть экипажей с Чёрного моря… но теперь, с этой босфорской авантюрой, навязанной ему Государем…да Господи!
Только с англичанами нам и осталось ещё сцепиться…куда ведь нам с добром!
Нам бы хоть с япошками умудрил Господь разобраться… и то был бы хлеб.
Впрочем, на всё воля Его…
Если Царь прикажет- он, Зиновий Петрович, сам поведёт в бой Эскадру! Против кого угодно! И будет драться.
С англичанами, с французами, да хоть с готтентотами!
И, если не дарует Господь одоления неприятеля- останется на мостике до последнего, в шлюпку не побежит… И так этот… Макаркин… небось, подсмеивается над ним, за глаза называя 'Наш герой с 'Весты'!