Поэтому Гарис не особо обращал на них внимания. Рис отвечал взаимностью; Гарис был одной из причин, по которым он никогда не общался тесно с либертарианцами Белой Башни, за исключением Адриан.
– Хорошо, что ты снова с нами, – сказал эльф. И это не звучало искренне.
– О, я намеревался побыть в камере чуть-чуть подольше, но кто бы согласился пропустить такое? Уже собрание? Интересно! – он внутренне усмехнулся, когда эльф раздраженно стиснул зубы.
Адриан скрестила руки на груди, сурово хмурясь.
– Кажется, Сэр Евангелина говорила правду. Он улизнул из комнаты той ночью, точь-в-точь как она и сказала.
Гарис удивленно приподнял брови.
– Значит, мы ещё больше дураки, за то, что защищали тебя. Что завладело тобой, что ты решился на такое? И почему они в итоге выпустили тебя? – его глаза сузились с подозрением. – Что же ты рассказал им?
– Он ничего не говорил, – твердо сказала Адриан. Потом она неожиданно неуверенно посмотрела на Риса. – Ты же им ничего не сказал?
– Я ничего не знаю.
– Это не помешало бы тебе, придумать что-либо, – прорычал Гарис.
Рис пожал плечами.
– Я не дал храмовникам повода для обвинения либертарианцев, если ты об этом.
Эльфа, казалось, это не убедило, но Адриан отмахнула эту идею.
– Не важно. Мы сейчас вместе, и нам нужно обсудить следующий шаг. Если мы будем сидеть сложа руки, они, в конце концов, приклеят покушение на Верховную Жрицу нам. Вы знаете, что так и будет.
– Не обязательно, – сказал Гарис. Он повернулся к Рису. – Либертарианцы встали на твою защиту, и, возможно, это послужило причиной твоего освобождения. Что я хочу знать, так это сделаешь ли ты то же самое? Я знаю, ты никогда по настоящему не был частью братства…Но встанешь ли ты с нами сейчас?
В голосе эльфа было что-то, что заставило Риса задуматься. Он поглядел вокруг и заметил, что поблизости находились только либертарианцы. Братство что-то планировало, возможно, что-то серьезное. Они хотели его помощи, или хотели испытать его. В любом случае, этот разговор был опасным, особенно стоя посередине большого зала.
Еще это заставило Риса задаться некоторыми вопросами. Были ли они вовлечены в попытке покушения на жизнь Верховной Жрицы, и не сказали ему об этом? Была ли Адриан частью всего этого? Это вызывало сомнения, так как она абсолютно не умела хранить секреты, и все же…
Адриан смотрела на него с ожиданием, как и все остальные.
– Ну? – спросила она.
К счастью, судьба вмешалась до того, как он успел что-либо сказать. Гул разговоров в зале резко увеличился. Маги направились к стульям, расположенным по сторонам комнаты, их шаги отстукивали эхо, которое затрудняло ведение разговора. Рис увидел одного из Усмиренных, который бродил среди групп, тихо призывая всех освободить зал.
– Похоже, наше время вышло, – пробормотал Гарис.
– Мы можем поговорить позже, – сказала Адриан. – Если, конечно, это не способ Лорда-Искателя сообщить нам об отмене ещё каких-то привилегий, и нас всех запрут в наших комнатах.
Она быстро прошагала к паре стульев – конечно, в первом ряду – и помахала Рису, чтобы он следовал за ней. Он так и сделал, оставляя нахмуренного Гариса вместе с другими либертарианцами.
Вскоре воцарилась внезапная тишина. Появился Первый Чародей Эдмонде. Он был одет в церемониальные робы – плотная черная парча с золочеными краями, и мантия с белым мехом, которая выглядела достаточно тяжелой, чтобы пригнуть его к земле. Мужчина опирался на свой посох, и каждый стук звонко отражался на мраморном полу. Как только все затихли, этот стук стал единственным звуком в зале. К тому времени, когда Первый Чародей достиг середины зала, все сосредоточили на нем свое внимание.
Он посмотрел вокруг и сначала ничего не сказал. Усталость в его осанке было видно так же ясно, как и в кабинете Рыцаря-Командора.
– Я рад, – начал он едва слышно, – что вы все пришли на это собрание, и что вы в порядке. Настали опасные времена, друзья мои, и я не хотел бы, чтобы мы вносили свой вклад в эту борьбу. Наши таланты могут принести много добра, но только если мы дадим этому возможность…
Он замолчал, закрыв глаза. Никто не осмеливался говорить, и единственными звуками в зале были несколько неуютных покашливаний. Когда мужчина снова открыл глаза, он поднял руку и кивнул.
– Я знаю, знаю. Я стар, и сейчас я оказался вашим лидером, которому почти нечего сказать. Если бы я мог сделать лучше… – он повернулся к дверям. – Но есть человек, у которого есть слова, которых нет у меня.
Все взоры обратились к дверям. В зал вошла пожилая женщина, но если Первый Чародей с годами подряхлел и согнулся, то она несла свои годы с гордостью. Женщина была одета в робы из голубого шелка и королевскую белую мантию, которая тянулась за ней по полу. Её седые волосы были собраны в узел, как у почтенной женщины, но было видно, что когда-то она была красивой женщиной. Теперь же её можно было назвать статной, лицо женщины говорило о зрелости, пришедшей с заботами, привыкшего к власти человека.
Эта женщина не нуждалась в представлении, ибо каждый маг в башне знал ее: Винн, архимаг и участник борьбы с Мором, что разразился в Ферелдене девять лет назад. Несмотря на это, здесь её встретили не как героя. Раздались редкие аплодисменты, но толпа в своем большинстве была потрясена до полного безмолвия. В конце концов, это она убедила Коллегию Чародеев проголосовать против независимости от Церкви до того, как её закрыли. Многие здесь считали, что это делало её предателем.
Рис внутренне застонал. Из всех людей, которых он ожидал увидеть, входящими в эту дверь, она была последней. Он предпочел бы Лорда-Искателя. Кого угодно, но не ее.
– Ты можешь в это поверить? – прошипела Адриан в его ухо.
– Нет, не совсем.
Винн проигнорировала напряжение в зале, вместо этого вежливо кивнула Первому Чародею, когда он уступил ей место. Её холодный взгляд прошелся по толпе, возможно, оценивая её размер или с немым вызовом приглашая выступить тех, кто возмущен её присутствием. Никто не вызвался. Рису показалось, что её взгляд задержался на нем, и сделал все возможное, чтобы не встретиться глазами. Затем она подняла над головой свой белый посох. С ослепительной вспышкой по направлению к сводчатому потолку из него вырвалась дуговая молния. За ней последовал удар грома, который эхом пронесся по всему залу, продребезжав по винтажным стеклам.
Толпа ахнула, и многие подняли руки над головой, опасаясь, что на них крыша рухнет. Но ничего не произошло. Винн опустила посох и посмотрела на сидящих с твердым лицом.
– Вот наша сила, – произнесла она нараспев. – Мы можем высвободить великие разрушительные силы, а можем и управлять ими. Это выбор, делая который, мы должны следовать благоразумию, ибо эта сила может причинить невыразимые страдания другим людям.
Она остановилась, подняв свободную руку. Её пальцы задвигались в замысловатом узоре, когда она начала творить заклинание, и в зале медленно появился дух. Его внешний вид напоминал человеческий смутно, будто бы собранный из лоскутков невидимого света. Дух, пребывая в замешательстве, повис в воздухе, прямо возле нее, и Винн протянула к нему руку. Её пальцы прошли сквозь него, оставляя за собой легкую рябь. Выражение её лица было нежным, почти материнским.
– А ещё бывает так, что нас лишают возможности делать этот выбор, – она махнула рукой, и дух прекратил существование. – Есть духи, которые далеко не так безобидны, как этот, и если они с силой проникнут в ваш разум, вы станете одним из существ хаоса, – она сделала несколько шагов в сторону, где собрались ученики, и пристально посмотрела на мальчика, которому было не больше лет двенадцати. Паренек смущенно посмотрел в сторону. – Даже самые невинные из нас могут стать ужасом, и нет способа узнать, кто именно не устоит.
На её лице отразилась печаль, и она отвернулась. Когда она снова встретилась лицом с толпой, её голос стал мягче.
– Если я и говорю вам то, что вы уже знаете, то это потому, что мы забываем о своей особенной природе. Мы забываем причины, по которым нас должно бояться, и насколько они серьезны. Мы видим только налагаемые на нас жесткие ограничения, и они действительно кажутся несправедливыми.