Добираясь очень осторожно, Коул сорвал ключи с ремня храмовника. Он поддерживал зрительный контакт все время. Ключи зазвенели, и он застыл. Ничего. Мужчина не моргнул, даже не отреагировал. Вообще.
«Я могу сделать это. Я могу заставить их не видеть меня».
Это было волнующее чувство. Он осторожно отошел от стражника, прижимая ключ к груди. Когда он двинулся к дверному проходу, он посмотрел, будет ли какая-то реакция. Ничего не произошло.
Коул закрыл глаза и сделал глубокий вздох. Теперь, когда он вызвал эту черноту, она плескалась внутри него. Он пытался прогнать её, оттолкнуть её обратно, но она не уходила. Она засела в каждой частичке его тела, пыталась забрать его. Она пыталась сделать его тенью.
Нет, я тебе не позволю.
Он стиснул свои зубы. Он дышал, каждый раз всё медленнее и мучительней, пока, наконец, не стало так плохо. Было такое чувство, как будто все тени в коридоре удлинились, как будто они тянулись к нему, но он попытался игнорировать их. Он был реален. Он стоял прямо здесь и был готов действовать.
Коул открыл дверь. Раздался слабый щелчок, когда он повернул ключ, и потом малейший звук, когда он потянул за ручку. Несмотря на то, что стража стояла в двух футах от него, они даже не посмотрели на них. Коул быстро проскочил внутрь.
Комната была крошечной и тёмной. Из решетчатого окна было видно только ночное небо, и горсть снега – первый в этом сезоне. Единственная свеча, горевшая на столе, почти сократилась в лужу расплавленного воска. Это делало тени ещё печальней. Эта комната была склепом, или ждала, чтобы стать склепом.
– Кто... кто здесь? – Дрожащий голос из темноты. Коул с трудом мог разглядеть человека, лежащего на небольшой кровати. Не, то, что ему это было необходимо. Он прекрасно знал, кто это был.
– Это Коул, – он сказал.
Фарамонд вскочил, и уставился на Коула в недоумении. У него был вид человека, который не спал сутки, может даже недели. Измученный и бледный, тёмные круги под глазами, изможденный и вытянутый до самых пиков своей стойкости. Когда-то этот эльф был красив с его шелковистыми белыми волосами и голубыми глазами… но не сегодня. Сегодня он выглядел просто старым.
– Я могу тебя видеть, – Фарамонд дышал в изумлении. – И я помни кто ты. Как это? Что-то изменилось?
– Ты изменился, – Коул подошел к эльфу и сел на краю его кровати. Фарамонд увидел кинжал в руке Коула, и его глаза расширились в страхе. – Ты можешь видеть и помнить меня, потому, что хочешь умереть.
Эльф громко сглотнул. Он не отвернулся в сторону. Он не спрашивал Коула откуда он может знать такое. Но он не говорил, что Коул был неправ.
– Завтра утром они меня снова сделают Усмиренным, – он прошептал, слова прохрипели из глубины его горла. – Я хочу умереть больше всего.
Коул печально кивнул, но не ответил. Вместо этого он смотрел на горящую свечу, и долгое время они сидели в тишине. Быть Усмиренным звучит не так уж плохо для него. Он, казалось, боялся быть поглощенным тьмой так долго, что это было бы облегчением покончить с этим. Ты просто боишься стать ничем, до того, как ты стал ничем.
Так же, как смерть.
– Я могу вытащить тебя отсюда, – сказал он. – Вот для чего я пришел.
– Увести меня? Как?
– Так же, как я попал сюда, – Коул тщательно обдумывал эту идею. – Думаю, я смогу их заставить не видеть тебя тоже, если ты будешь со мной. Мы можем выйти из двери вместе, и они никогда не смогут причинить тебе вреда.
– Что, если это не сработает?
– Тогда ты умрешь.
Фарамонд выглядел шокированным, как будто возможность побега никогда не приходила ему в голову. Он поднялся, и начал ходить взад-вперед по полу с растущим волнением… и затем он остановился, мрачно глядя в окно на метель.
– И куда бы ты меня взял? – он спросил.
– Куда вы хотите пойти?
– Я не знаю никаких мест, куда я могу пойти.
У Коула не было никаких предложений. Он не знал ничего о мире вне Башни. То немногое, что он видел во время путешествия, в крепости показалось пугающим и холодным – толпы людей, которые уделяли меньше внимания друг другу, чем это уделяли даже ему.
– Где может быть лучше, чем здесь? – Фарамонд подошел к окну, слегка пробегаясь пальцами по решетке. Она была уже покрыта маленьким слоем инея. – Зимы в Адаманте ужасны, – сказал он. – Бесплодные земли становятся холодными, как лед, и песок… ветры дуют песок так сильно, что кажется сейчас сорвут твою плоть с костей. Люди в крепости тратят месяцы, подготавливаясь, но всё же каждый год немного умирало. Охотники попадали в шторм, посещая торговцев, которые не знают ничего лучше глупого ребенка…
Коул не знал почему эльф рассказывал ему это, но все равно он слушал. Это было всё так странно. Раньше, когда он каждый раз искал потерянных и безнадежных душ, это жгучая потребность приводила его к ним. Он нуждался в них так же, как они нуждались в нём. Не было времени для разговоров, потому что ему надо было это признание в их глазах, в этот момент, когда они делали его реальным.
Что он чувствовал теперь? Даже с распущенной тьмой, ползущая вверх внутрь него, как стая голодных насекомых, не было этой жгучей потребности. Он провел большим пальцем по лезвию кинжала. Острый. Дать Фарамонду этот путь было бы слишком просто. Если ему не нужно этого, то может, милосерднее будет убить его?
– Первый снегопад, – продолжил Фарамонд, – всегда праздник. Я думал, это так странно. Зима опасна, нечего тут праздновать. Но бесплодноземельщики все равно надевают свои венки и проводят великий праздник с танцами. Меня всегда приглашают и просят потанцевать, даже если они знают, что я не буду. Я просто смотрел на них, озадаченный всем этим, – он остановился и взглянул на Коула. Он плакал. – Не будет сегодня никакого праздника в Адаманте.
– Ты хочешь сказать, что ты не хочешь спастись?
– Я не хочу спасаться. Я хочу, чтобы ты меня убил.
Последний конклав, который Рис посещал, был спектаклем.
Коллегия Магов в Камберленде когда-то была дворцом, принадлежавшем одной Неварранской герцогине, который она подарила Церкви, по слухам, из-за того что её дочь, оказалось, обладала магическими способностями. Герцогиня хотела, чтобы её дочь и дальше жила в той роскоши, в которой привыкла, а не в темной башне за сотни миль оттуда.
Рис верил этому. Если Белая Башня впечатляла грандиозностью темницы, то Коллегия впечатляла изобилием роскоши, выставленной напоказ: мраморные колонны, ярко раскрашенные фрески, вазы, и позолоченные лозы, расползавшиеся вверх по стенам. Фойе было особенно интересным – там были выставлены бюсты всех Верховных Чародеев за последние шестьсот лет. Всё сверкало. Было не похоже, что магам могут позволить собраться в таком месте, но именно так и было.
Красная комната, названная так из-за своего куполообразного красно-коричневого потолка, легко помещала в себя 200 пришедших человек: Первых Чародеев, глав каждого из братств, Старших Чародеев, и даже заинтригованных учеников. Они спорили, вставали в позы, делились на мелкие группы и толкали речи. Некоторые пришли сюда просто посмотреть, старшие из них не без забавы следили за возбужденными новичками. Рис побродил по залу среди спорящих голосов, слегка растерянный по поводу плана мероприятий, он пока не осознал, что такового не было. Любую попытку привнести порядок отметали в пользу разговоров, и, по словам тех, кто был здесь, это было обычным явлением. И все же никто не протестовал. Это событие позволяло магам почувствовать, что они часть чего-то большего, чем просто башня, в которой они жили, и что они могли выступать как единая сила.
Это собрание, если его можно было так назвать, было абсолютно иным.
Большой Зал Белой Башни зрительно уменьшал пришедших сюда людей – пятнадцать Первых Чародеев, ещё четверо не успели добраться вовремя, и Верховный Чародей. Кроме них были только он, Адриан и Винн. Из-за злобности взглядов стоящих на стене храмовников, казалось, что их в два раза больше. Это пугало, и все явно чувствовали себя неуютно.