– А с чего ты здесь раскомандовался? – церемонно зевнул Фтор.
В первую секунду Помпея хотел сказать: «Хорошо, я слушаю твои предложения», но потом передумал и заявил:
– Отлично. Командуй ты.
– Так, черти, – прохлопал в ладоши Фтор, – быстро притащили сюда свои инструменты и начали играть! – приказал он.
Услышав это решение, лицо Уробороса вытянулось до неузнаваемости:
– Как же я потащу свои барабаны? – ахнул он.
– Как-как… Притащишь как-то! – почесался Фтор, выскальзывая в зной колючего лета.
– Тебе помочь? – вызвался Помпея, когда все вымылись наружу.
– Был бы не против, – смущённо пожал плечами толстяк, и «Сахара» осталась ждать своих посетителей.
Панкея
– Как же меня бесит разбирать и собирать установку! – ныл Уроборос. – И на каком транспорте прикажешь мне её перевозить? – отчаивался он.
– Сейчас что-нибудь придумаем, – бодро заверял его Помпея, – у тебя есть какая-то платформа или полка с колёсиками? – напрягал он мозги.
– Хотелось бы, – угрюмо буркал гот, – в идеале было бы подогнать грузовик или фургон, но можно и тумбу приспособить, – с сомнением тянул он. Парни долго копались с барабанами, но в результате уместили их на тумбочку, кое-что взвалили на спины и покатили по городу на глазах у любопытных прохожих. Предварительно Уроборос возвёл гору нагетсов в своём террариуме и, успокоенный, потопал за помощником. – Спасибо! – выпалил он по пути.
– Да не за что, – по инерции ответил Помпея. Когда они очутились в «Сахаре», Фрикаделька и Везувий уже были на месте. – Отлично! – обрадовался Помпея. Наконец, он улучил момент, когда никто не помешает ему и не перебьёт, – давайте займём свои позиции!
Барабаны Уробороса поставили к стене, сбоку от него разместили клавишника, а по другую сторону – Пустыню. Впереди выступил сам Помпея в окружении гитаристов с ирокезами. Смотрелось недурно, но вскоре дверь распахнул Фтор.
– А чего это вы без меня начали? – разозлился он. – И чего ты себя в центр поместил? А, красавица? – подлетел он к Помпее.
– Мы просто расставили инструменты, – устало отчитался тот.
– Ах, вот как?! – скрестил руки на груди желтоголовый.
Но никто не хотел затевать новую потасовку, и потому напряжение оставили висеть в воздухе не разреженным. Погрузились в тишину. Кто-то завис в телефоне, а кто-то ссутулился над листом бумаги. Все ловили муз за титьки и пытались выдоить их парное святое молоко. Пустыня чесал карандашом за ухом, Уроборос отвлекающе сопел, Везувий активно тыкал кнопки в заметках, Фрикаделька вообще выглядел озадаченно и с немым вопросом вертелся, глядя по сторонам.
– Обмениваемся идеями спустя час, – подытожил Помпея, и мысли закрутились ещё быстрее.
– Ску-ка, – порой чеканил по слогам Фтор, но всё же что-то карябал и даже воодушевлённо подскакивал с дивана.
– Итак, время истекло, – отключил таймер Пустыня, – все управились?
– Типа того.
– Да, что-то есть, – прозвучали сонные ответы.
– Кто решится первым представить своё творение, – подравнял стопку листов Помпея, постучав ими по столу, – м?
– Я! – сухо откашлялся Везувий.
– Просим.
Все улыбнулись, и Везувий, поднявшись и перекатившись с ноги на ногу, запел:
«На душе так много ран,
Я твой милый каннибал,
Ты не бойся, не кричи,
Просто смерти подожди!
Я к тебе уже крадусь,
Скоро я тобой напьюсь,
Скоро я тебя поем,
Выпью жизнь из сочных вен…»
– Годно-годно! – зааплодировал Уроборос.
– Я не сомневался, что тебе понравится, толстяк! – облегчённо выдохнул Везувий, присаживаясь обратно.
– Что ж, теперь и я загорелся желанием презентовать свои стихи, – размялся Помпея, – итак, песня называется «Трахай».
– У-у-у! – прокатился одобрительный гул. – Давай зажги! – просвистел Везувий, и Помпея собрался с духом.
«Трахай-трахай девочек,
Трахай-трахай мальчиков,
Трахай-трахай мамочку,
Прав был мистер Фрейд!
Трахай-трахай бабушек,
Трахай-трахай кошечек,
Трахай-трахай Господа,
Прав был Люцифер!»
Голос его струился бархатно, но грубо. Слушатели впадали в транс и ясно представляли, как вязкая чарующая смола звука затекала в ушную раковину, попадала в слуховой проход, затем касалась барабанной перепонки и слуховой косточки, щекотало улитку и, наконец, вцеплялась в слуховой нерв, который, в свою очередь, доносил сведения до мозга.