Вагиф понимающе молчал, ожидая, когда старик сам заговорит. Наконец, как бы очнувшись от сна, старик слегка вздрогнул и повернул в его сторону лицо.
— У меня, — тихо начал он, — трое дочерей. Аллах наказал меня за мои грехи, не дав ни одного сына. Из трех дочерей самой красивой и самой, что греха таить, любимой была моя младшая. Я ее очень любил, очевидно, сильнее, чем других дочерей. А это был грех. И понял я это слишком поздно. Из-за моей неуемной любви к ней аллах вторично наказал меня, послав нам всем жестокое испытание.
Когда ей исполнилось шестнадцать, я послал ее на месяц в деревню, к своей сестре. Дело в том, что зимой она хворала, простыла где-то, и врачи предписали ей горный воздух. Так и сказали, что, если не поживет она летом в горах, не поест свежей деревенской пищи, будет плохо. Не хотел я ее посылать, очень не хотел, да она меня уговорила. Знала ведь, что я не могу ей отказать. А там, в деревне, у сестры сын, на два года старше ее. И закрутилась у них любовь. Да если бы как у людей, а то все скрытно. Даже сестра ничего не знала. Я вообще ни о чем не догадывался. А месяцев через пять после возвращения все и открылось. Все стало, как говорится, явным. Она была беременна.
Ну, думаю, все, убью и ее, и щенка. Да дочери не дали грех на душу взять, спрятали ее. А когда поостыл, привезли.
Я как узнал, что она дома, сразу к ней. Прощу, говорю ей, лишь скажи, кто ребенком наградил. А она в слезы. Плачет и молчит, слова от нее не добился.
Тогда я в деревню поехал, к сестре. Приехал, спрашиваю ее, знает ли она, с каким гостинцем вернулась моя дочь домой. И она в слезы, знаю, говорит. Сын мой старший виноват, племянник то есть мой, а не твоя дочь, говорит, потому что сговорились они так. Он, видите ли, заработать захотел, а уж потом жениться. Короче, завербовался он куда-то и уехал. Должен вот-вот вернуться, да не просто вернуться, а с большими деньгами.
Ну что мне оставалось делать, не убивать же собственного племянника. Стали ждать, и дождались. Убили его, зарезали где-то под Москвой. А кто это сделал, так и не узнали. А дочь моя, узнав о его смерти, заболела. Ни ест, ни пьет, все время плачет да плачет. Приехала моя сестра и уговорила ее хотя бы ради ребенка не убивать себя.
Родился ребенок, мальчик. Рос, шалил, все было как у людей. Жили мы впятером: две старшие дочери, я да младшая с сыном. Мать-то их давно уже померла, еще когда они все детьми были.
Прошло время. Мои старшие дочери так и не вышли замуж. Как-то не сложилось у них. А внук мой стал уже взрослым парнем. Исполнилось ему двадцать. Видным стал как-то сразу. Девушки начали на него засматриваться. А ему лишь одна нравится, дочь известного в городе ювелира — одного из самых богатых людей в Грозном. Говорил я ему не раз, что это добром не кончится, не пара она ему. Не послушался. Все одно твердит: мол, заработаю много денег, и станет она мне парой. Короче говоря, прихожу я однажды домой, а его нет. Где он — никто ничего не знает. Поднялся я в его комнату и нашел на письменном столе записку: мол, не волнуйтесь, я уехал, скоро вернусь.
Прошло около недели. От него никаких известий. А в один прекрасный день приходят к нам двое незнакомых мужчин и спрашивают его. Я ответил, что не знаю. Они и говорят, что, если он вернется, лучше будет, если он сам их найдет. Ну, я и спросил, в чем дело. Не выполнил обещания, ответили они, дал слово, но не выполнил, а за это надо ответ держать. Вот так, дорогой. А через несколько дней он сам явился. Пришел ночью, как вор перемахнул через забор, чтобы никто его не заметил. Слышу посреди ночи шаги в коридоре, сплю-то я по-стариковски, чутко. Встал, не зажигая света, приоткрыл дверь, а в руках ружье. Думаю, если что — застрелю. А тут из соседней комнаты вдруг дочь вышла со свечой в руке. Ну, я и разглядел, что ненароком чуть собственного внука не убил. Разговор у нас вышел серьезный и малоприятный. Сперва он молчал, а потом сам все рассказал. Короче говоря, задумал он заработать, а делать-то особенно ничего не умеет. Ну, закончил он ПТУ на слесаря, а там же вкалывать надо, да и заработать-то особенно не заработаешь. А тут какой-то приятель познакомил его с приезжим, тоже из наших краев, но уже давно живущим в России. И оказались они втроем в ресторане, а там с пьяной головы мой внук и рассказал все этому типу: и о девушке, и о том, что не знает, где деньги взять. А тот возьми и предложили ему одно дело, да еще и клятву заставил дать, что выполнит. Ну, а на прощание задаток всучил — и был таков. А дело было в следующем. Якобы кто-то взял в долг, а возвращать не собирается. Вот и должен был мой недотепа напомнить об этом долге и, так сказать, поторопить с возвратом. И все это дело надо было провернуть не здесь, а в Москве.