Молодой ученый разобиделся, а тут как раз рядом с ним появился какой-то западный немец, и через некоторое время этот ученый выплыл в Италии, в том научном центре. Но и там он не прижился, и его не слишком баловали вниманием. Хотя по другим источникам выходило, что тамошние ученые тоже быстро разобрались, что этот молодой чех далеко не профан, но поскольку признание правильности его результатов автоматически могло поставить под вопрос дальнейшее финансирование ряда научных тем, за которые несколько десятков ученых в течение ряда лет получали приличные гонорары, его просто задвинули, создав ему репутацию одаренного ученого со скверным характером, который сам до конца не понимает, что он делает. Некий чудак от науки.
Но это было на Западе. У нас же процесс пошел в обратном направлении. Сотрудник компетентных органов, который после исчезновения ученого из страны занимался его научным наследием, оказался дотошным и не только разобрался, что эти труды представляют интерес, но и смог убедить в этом своих начальников. Что, очевидно, было куда сложнее, нежели вникнуть в суть научных изыскании. К слову сказать, после этого сотрудника заметили, и он сделал стремительную карьеру. А все оставшиеся труды того ученого были срочно засекречены и перевезены в Союз.
После того как вышла научная монография этого чеха, она была срочно приобретена, и ее изучением вместе с другими документами серьезно занималась целая группа специалистов. Честно говоря, когда Вагиф впервые познакомился с этими трудами, — он тогда входил в группу, непосредственно курирующую работу ученых, — у него невольно возникло сомнение в подлинной ценности этих трудов. Поскольку ему, имеющему университетское образование, притом естественное, часто была непонятна логика автора. Порой она казалась ему просто наивной. А по форме изложения материала все вообще мало походило на научный труд.
Но постепенно мнение у него менялось, хотя кое-какие утверждения автора были более чем спорные. Например, он утверждал, что современное математическое моделирование, на базе которого проектируется и создается современная техника, становится тормозом именно вследствие излишне жесткого математического аппарата, особенно в вопросах построения математической модели сложного объекта, состоящего из более простых, чьи модели как раз истинны. И предлагал свою систему, называя ее G-алгеброй и утверждая, что с ее помощью можно смоделировать и, что самое главное, получить достаточно простую систему, состоящую буквально из нескольких уравнений, которые с большой точностью и оперативно могли быть обработаны средствами вычислительной техники.
Но никаких доказательств адекватности предлагаемых моделей тем, которые были строго математически получены ранее, не было. Как и вообще не было понятно, откуда он извлек эту самую G-алгебру, которая была введена сугубо аксиоматически. И тем не менее конкретные результаты были. Оказалось, что построенные на базе предложенной методики модели наиболее точно описывают состояние очень сложных объектов, а при введении в модель различных управляющих параметров можно с большой точностью тут же, за компьютером, спроектировать более современные аппараты, подчас очень точно предугадывая границы использования того или иного принципа, заложенного в соответствующей конструкции.
Единственным объяснением всей этой чертовщины была последняя статья, которая просто привела в глубокий шок всю научную группу. Ознакомившись с тремя первыми главами, они с трудом, но все-таки кое-как свыклись, что авторское изложение материала местами похоже на математический текст, а местами на чисто технический, иногда же идет просто чистая, порой не совсем понятная философическая галиматья. Но когда они открыли последнюю главу, их ждал еще более неожиданный сюрприз. Там автор решил побаловаться психологией. И очень аккуратно, что резко отличалось от материала предыдущих глав, даже с некоторым изяществом он излагал методы проверки своего G-коэффициента и предлагал развивать умение строить так называемые эмоциональные алгоритмы. И пытался доказать, что все, чем мы сейчас оперируем в точных науках, есть не что иное, как результаты использования тех же самых алгоритмов, но других людей, порой не совсем точно изложенные и далеко не отражающие истинного существа проблемы.
Тем самым у него выходило, что вся математика и физика на девяносто процентов состоят из личного восприятия мира рядом незаурядных умов, выводы которых далеко не универсальны и не могут быть справедливы всегда и везде. И предлагал всем желающим заниматься наукой проверить себя на наличие этого самого коэффициента, который, по понятию автора, и позволял определенным людям видеть проблему как бы в целом, не замечая пока не изученные и не понятые детали. И такое видение проблем, согласно его мнению, является научным талантом.