– Я уйду отсюда.
– Что?! Как? Ты абсолютно беспомощна! Боже, не доводи меня до истерики.
– Я уйду, клянусь!
– Не сотрясай воздух, одержимая моя. Чуда не произойдет. Ты просто сдохнешь с голоду, вот чем все кончится.
– Нет, я уйду… уйду.
***
– Эй, придурочная! Проснись!
– Отстань.
– Проснись, говорю! Снаружи что-то происходит.
– И что? Дай поспать.
– Дура. Прислушайся, говорю!
Снаружи доносились крики, гул и чей-то вой.
– Ты понимаешь, что это значит?
– Нет.
– Боже! Потасовка! Кто-то сбежал и выпускает всех из камер!
Стоило этой фразе прозвучать, как дверь с грохотом слетела с петель.
– Ого! Это тот парень!
– Какой?
– Из-за которого тот мужик зеркало выронил… может, тогда он хотел нам помочь?
– Придурок, что ты делаешь?!
– Но она же сгорит заживо! – испуганно вскричал юноша.
– Вот сердобольный идиот…
Их вытащили из серной комнаты в обитель света. Гул и рев взорвали уши.
– Я ничего не вижу.
– И я. Мы слишком долго сидели в темноте. Но не расслабляйся: в такой суматохе будет много шансов на побег… если ты, конечно, вообще сможешь бегать.
– Выход в той стороне! – пытаясь перекричать бушующую стихию, подсказал надзиратель юноше. – Двигай туда.
От присутствия огня кожа как будто плавилась, но стоило им оказаться на улице – и огонь стал казаться более привлекательным.
– У нее горит одежда! Брось ее в снег! – прокричал чей-то женский голос.
– У нее ожоги! От резкого сена температур коже лучше не станет! – возразил юноша. – Быстрее, дай одеяло!
Что было дальше – они не узнали: что-то острое кольнуло бедро, и все звуки резко пропали.
– Ну-с, просыпаемся, просыпаемся! – Чей-то наигранно ласковый голос выдернул разум из забытья. – Кто это у нас тут?
– Это Хелена. Ее документ тоже сгорели.
– И кто пустил того придурка в отделение?.. Кстати, что с ним стало?
– Его задержала полиция. Он признался, что именно он устроил поджог и выпусти всех из комнат, а потом прикинулся невиновным. Сейчас ведется суд, улики, какие были, уже нашли. Всех опросили. Следователь сказала, что ему за это полагается срок от трех до семи лет.
– Что?! Так мало?!
– Изначально было от семи до десяти, но психиатр заявил, что он болен.
– Тьфу, как это мило! – процедил мужчина и сразу же сменил тон на приторно-ласковый: – Привет, Хелена. Как самочувствие?
– Доктор, она наглоталась дыма: ей пока нельзя говорить.
– Черт, что мне теперь делать? Ты что-нибудь помнишь из ее истории болезни.
– Да, но не все. Помню запись о шизофрении и шизоидном расстройстве личности. А! Еще была пометка: синдром нарциссизма. Доктор Ортен пытался ее излечить от этого.
– Да? И как же?
– Я слышала, что он говорил, что Хелена очень самовлюбленна, и помимо себя, единственное, что она любила – это зеркало.
– Неудивительно.
– Он запер ее в комнате, запретил прогулки, затем ему пришлось выкрутить лампочку, потому что по вечерам окно отражало. Тогда Хелена перестала есть. Доктор Ортен думал, что долго голодать она не сможет, но это оказалось не так: у Хелены большая сила воли, он этого не учел. Потом он решил поставить ее перед выбором: "зеркало или еда?", но…
– ЗЕРКАЛО!
– Как видите, ответ до сих пор один, – вздохнула медсестра.
– И что? Он давал ей его?
– Нет.
– Интересный случай. Что вы можете сказать о шизофрении и шизоидном расстройстве личности?
– Осмелюсь заявить, что на мой взгляд у пациента нет шизоидного расстройства личности; у Хелены бредовое расстройство и диссоциотивное расстройство идентичности личности…
– Ты решила задавить меня терминологией?
– Нет, сэр. Извините. Доктору Ортену это нравится… нравилось.
– М-да. Кстати, когда его похороны?
– Завтра, в десять утра.
– Угу… Так расщепление личности, что еще? Продолжайте.
– Ну, собственно, все. Шизофрения у Хелены проявлялась первые три недели, после изоляции я помню, что она часто разговаривала сама с собой. А не так давно я заметила, что, разговаривая сама с собой, у нее часто меняется выражение лица, манера речи и поведения.