Итак, я начинаю получать информацию о любовной жизни Катрионы.
Кажется, их связь с Саймоном мимолетная. Подозреваю, что их отношения были более целомудренные, чем в версии «друзья с привилегиями» двадцать первого века. О, я уверена, что между неженатыми подростками достаточно секса, но я также уверена в том, что в викторианской эпохе был сдерживающий факт в виде отсутствия надежного контроля рождаемости, да и улыбки Саймона были скорее кокетливые, чем похотливые.
Между тем, она заигрывает с констеблем Финдли, который осыпает ее подарками, но она не намерена выходить за рамки флирта. Или намерена? Могла ли Катриона строить планы, которыми она не делилась с Саймоном? Намеревалась ли она заарканить молодого офицера в качестве мужа? Для нее было бы шагом вперед, не так ли?
Судя по тому, как одевается МакКриди, детективы здесь получают приличную зарплату. Не заоблачную, но он не женат, у него нет иждивенцев, поэтому он может позволить себе потратить немного больше на пошив одежды, точно так же, как я могла позволить себе квартиру — пусть и крошечную, но в самом дорогом городе Канады.
Катриона принимает подарки Финдли и его ухаживания, играя застенчивую девушку, которая не способна на на что большее, чем подержать его за руку до дня свадьбы. Она, конечно, не собирается говорить об этом Саймону. Они могут быть случайными партнерами, но ни один парень не хочет слышать, что девушка только с ним, в то время как она играет с кем-то другим.
Что произошло между Катрионой и Финдли? Наверняка, что-то произошло, учитывая его холодность по отношению к ней. Неужели, она намекнула ему на обручальное кольцо, а он отказался, не будучи заинтересованным в поиске невесты? Или же он сделал шаг, а она отвергла его?
Ничто из этого не должно иметь для меня значения. Я не Катриона, и ни один из молодых людей меня не интересует, оба примерно на треть моложе меня. Все это выглядит, как мыльная опера. Кроме того, что друг-с-привилегиями — это коллега, а жених-без-привилегий — помощник МакКриди, а это значит, что я не могу избежать встречи ни с одним из них. Единственное, что мне необходимо это держать обоих на расстоянии вытянутой руки и я не думаю, что это будет проблемой, учитывая, что оба огорчены мисс Катрионой.
Я сопротивляюсь желанию прочесть газеты, прежде чем отнести их наверх, к Грею. Тут несколько газет плюс отдельные листовки и брошюры, которые я принимаю за рекламу, пока не вижу, что они посвящены убийству Арчи Эванса. Хм. Я просматриваю один «флаер», пока поднимаюсь по лестнице. Это большой отдельный лист, на котором подробно описано преступление по информации от «очевидца». Согласно написанному, Эванс был зверски убит, его конечности «насильно превращены» в птичьи крылья и сложены «таким образом, что писатель не осмеливается описать, так велик его ужас». О, и они были привязаны к телу.
Рассказ был напечатан на дешевой бумаге. Однако заголовок гласит, что статья написана «Лучшим репортером криминальной деятельности в Эдинбурге». Другая статья — это такой же вымышленный отчет об убийстве. Это как если бы я сказала сценаристам: «Эй, какого-то парня убили и сделали похожим на птицу», а остальное дорисовало бы их воображение. Всего лишь фантазии, из которых создали картину гораздо более кровавую и зловещую, чем каким на самом деле было это убийство.
Я читаю второй рассказ, когда дверь Грея распахивается. Я стою перед ним, в одной руке газеты, а другая поднята, чтобы постучать в дверь. Он опережает меня.
— Я считал, что это для меня.
— Ах, да. Извините, сэр.
Он приглашающе взмахивает рукой:
— Катриона, положи их на мой стол, пожалуйста. Ты можешь остаться и дочитать начатое, если хочешь. Я полагаю, тебе бы этого хотелось?
На его губах появляется ухмылка и это немного раздражает. Она добродушная и снисходительная одновременно, как будто предназначенная для ребенка. Затем я мельком замечаю себя в его зеркале и вижу девушку-подростка, выглядящую как доярка, с румяно-розовыми щеками, медово-русыми волосами и женственными изгибами.
В этом мире связь тридцатилетнего мужчины и девятнадцатилетней помощницы предполагает два варианта: либо я для него лакомый кусочек, либо умная девушка, которую он поощряет на получение знаний. Грей, к счастью, придерживается второго варианта. Он общается со мной, как с ребенком, потому что для него так и есть.
Я делаю реверанс. — Это очень любезно, сэр. Я оставлю вас, как только дочитаю.
Он указывает рукой на стул. — Здесь достаточно газет, чтобы мы не поссорились из-за этого. Я был бы признателен за твои мысли, после прочтения.
Я невольно распрямляю плечи. — Спасибо, сэр.