Именно благодаря деятельности этих дилетантов к 40–50–м годам XIX века в мире началась самая настоящая эпидемия увлечения идеями и практиками, которые в настоящее время принято рассматривать как массовое духовноё движение, носящее название «спиритуализм». По словам одного из признанных знатоков его истории, это — «система, казалось бы, являющаяся религиозной верой, но в то же время пытающаяся выглядеть как один из разделов естествознания; система, основанная на интерпретации некоторых малопонятных фактов в пользу деятельности духов усопших мужчин и женщин» [151, vol. 1, р. XI]. То была «эмпирическая наука», не требовавшая долгой и мучительной интеллектуальной аскезы, и, что самое главное, не посягавшая на самые архаичные религиозные предрассудки своих знатоков и сторонников. Нет ничего удивительного в том, что такая система взглядов стала к середине XIX века первой, по выражению американского историка Роберта Фуллера, «популярной психологией Америки» [85, р. X]. Однако употребление в данном случае слова «психология» не должно вносить путаницу. Многие тогдашние пропагандисты спиритуализма стремились отождествить предмет своих интересов с одной из самых молодых и перспективных на тот момент наук. Но то была лишь рекламная уловка: на самом деле эта «первая популярная психология» являлась также и «массовой философией», но только, конечно же, далеко не первой.
В начале 50–х годов аналогичные философско–психологически–спиритуалистические увлечения расцвели и в Европе. Не обошли они и тихую богобоязненную Швейцарию. Более того, год 1853–й может считаться официальной датой вторжения спиритуализма в семью будущего основателя аналитической психологии. Это подтверждает запись в личном дневнике его деда Карла Густава Юнга–старшего, сделанная 11 апреля 1853 г.: «В сегодняшней газете можно прочитать о столовращении в Бремене. Происходит это следующим образом: участники сеанса образуют цепочку, между каждым из них сохраняется расстояние примерно в один фут, т.е. так, чтобы ни один не мог коснуться другого ногой... Каждый из участников кладет руки на стол... Мизинцем он должен касаться мизинца своего соседа...» [Цит. по: 184, pp. 114–115]. Как ни странно, Карл Юнг–младший, во всем пытавшийся походить на своего знаменитого деда, в отношении спиритуализма позволил себе сделать исключение. Вся его жизнь и деятельность оказалась полным отрицанием оценки, оброненной Карлом Густавом Юнгом–старшим в конце приведенного сообщения о спиритуализме. Дед сказал о заинтересовавшем его новом идейном поветрии то, чего, с точки зрения внука, говорить вовсе не следовало, а именно: «Да, мир все еще полон нелепостей» (курсив мой. — В.М.). Приходится констатировать, что в данном случае эволюция воззрений членов этого славного семейства пошла в направлении, прямо противоположном эволюции человеческого разума.
Однако любящий внук, единожды отступив, впоследствии частично компенсировал свою неверность, причем с помощью все того же спиритуализма. От пытливого взора Карла Густава Юнга–младшего не ускользнула одна весьма существенная метаморфоза, которую претерпел спиритуализм в европейских интеллектуальных кругах вскоре после возрождения в Старом Свете интереса к месмеровскому идейному наследию (в новой «американской» редакции). В 1856 г. во Франции вышла книга Аллана Карде (1804–1869) «Le Livre des Espirits», представившая «веские эмпирические» аргументы в пользу древнего учения о реинкарнации. Уверенность в ее существовании пришла к автору благодаря присутствию на спиритических сеансах, главный герой которых (медиум) имел контакты с разнообразными духами, включая и дух незабвенного Франца Антона Месмера. Карл Густав Юнг–младший не только внимательно ознакомился с этой новой Благой Вестью[11]. Он также отнюдь не ограничился осмыслением явления реинкарнации в своем первом научном труде (в докторской диссертации) [123], а, судя по ряду его высказываний, принял эту доктрину целиком. Более того, на склоне лет он решился поведать миру, что его собственная жизнь — не что иное, как результат реинкарнации духа Иоганна Вольфганга фон Гёте, являвшегося, по некоторым сведениям, настоящим отцом все того же Карла Густава Юнга–старшего (информацию на эту тему можно найти в «Арийском Христе» Нолла [30, с.36–42])[12]. Естественно, к такому утверждению Юнга подталкивала не только потребность подчеркнуть свою любовь к деду и «якобы отцу» последнего. Дело, вероятно, и в типично нарциссической потребности самоидентификации с идеализированным объектом. Доктрина реинкарнации — чудесное средство для всех тех, кому собственная личность кажется недостаточно грандиозной. Согласно этой доктрине, кстати, никто не обязан ограничиваться одним великим духовным двойником. Юнг–младший, например, считал, что до Гете его душа являлась миру в облике Мейстера Экхарта...
11
Немецкий перевод (1891) другой книги Карде, в которой излагались аналогичные воззрения
12
В своих «Воспоминаниях, сновидениях, размышлениях» (глава «Жизнь после смерти») Юнг уклонился от прямого ответа на вопрос, признает ли он существование реинкарнации. Однако в рукописи его неопубликованной беседы с Аниэлой Яффе (находящейся в архивах Боллингенского фонда в библиотеке Конгресса США) имеется признание о том, что в своей прошлой инкарнации он был не кем иным, как Гёте