Вадим Менжулин Киев, 30 мая 2002 г.
Памяти Владимира Андреевича Роменца
Судьба нашей эпохи, с характерной для нее рационализацией и интеллектуализацией и прежде всего расколдованием мира, заключается в том, что высшие благороднейшие ценности ушли из общественной сферы или в потустороннее царство мистической жизни, или в братскую близость непосредственных отношений отдельных индивидов друг к другу. <...> И пророчество с кафедры создаст в конце концов только фантастические секты, но никогда не создаст подлинной общности. Кто не может мужественно вынести этой судьбы эпохи, тому надо сказать: пусть лучше он молча, без публичной рекламы, которую обычно создают ренегаты, а тихо и просто вернется в широко и милостиво открытые объятия древних церквей. Это ведь нетрудно. Он должен при этом так или иначе принести в «жертву» интеллект — это неизбежно. Мы не будем его порицать за это, если он действительно в состоянии это сделать. <...> Такая позиция представляется мне более высокой, чем кафедральное пророчество, не дающее себе отчета в том, что в стенах аудитории не имеет значения никакая добродетель, кроме одной: простой интеллектуальной честности.
Макс Вебер. Наука как призвание и профессия
Предисловие
Во всякой книге, даже самой что ни на есть научной, есть доля личного, человеческого (порой даже «слишком человеческого») интереса писателя. Этот текст — не исключение. «Расколдовывая Юнга» — не что иное, как результат: а) длившегося шесть лет (1992–1998) моего глубокого увлечения идеями основателя аналитической психологии Карла Густава Юнга и б) отнявшего у меня еще почти четыре года (с марта 1998 г.) критического переосмысления теорий и деяний этого великого психолога и психиатра.
Что же приключилось в марте девяносто восьмого? В тот месяц я прощался с Америкой — страной, в которую незадолго до этого приехал впервые и которую (не успев еще как следует распробовать этот давно манивший меня плод) собирался покинуть, быть может, навсегда. Возвращаясь в родные украинские пенаты, я, тогда еще убежденный популяризатор творчества Юнга, естественно, хотел захватить с собой что–нибудь самое «новенькое» и увлекательное из юнгианской литературы, обильно представленной на полках тамошних книжных магазинов. Проведя несколько часов в одном из филиалов общеамериканской книготорговой сети Barnes & Noble, я наконец рискнул остановить свой выбор на книге, написанной совершенно неизвестным мне автором, но уж очень интриговавшей своим еще более неожиданным для моего тогдашнего слуха названием — «Культ Юнга: Истоки харизматического движений». Интерес к книге подогревал и тот факт, что по итогам 1994 г. (когда она впервые вышла в свет) Ассоциация книгоиздателей США признала ее лучшей книгой года по психологии. Однако чтение введения к этому опусу оказалось для меня непростым испытанием.
В этой работе[1], — заявлял ее автор, лектор департамента истории науки Гарвардского университета Ричард Нолл, —
речь идет о международном движении, сплотившемся вокруг идей трансцендентального порядка и вокруг идеализированной личности Карла Густава Юнга (1875–1961) — швейцарского психиатра, психоаналитика и основателя школы аналитической психологии.... Людьми, читающими Юнга и участвующими в юнговском движении, чаще всего являются индивиды, пытающиеся развить свое чувство «духовности».
1
Приводимые дальше фрагменты текста представляют собой выдержки из введения ко второму изданию этой книги [144, pp. 5–9). Впервые «Культ Юнга» вышел тремя годами раньше: Richard Noll,