Идея о двух функциях глубинной психологии — «культуроанализирующей» (culture–analyzing) и «культуросозидающей» (culture–making) — была высказана Хомансом применительно к ее фрейдовской и юнговской разновидностям в предисловии ко второму изданию «Юнга в контексте» [95, р. XIII]. Однако там же Хоманс сделал одну существенную оговорку: «Начиная с 1914 г. (т.е. примерно одновременно с написанием статьи о психоаналитическом движении и спустя всего лишь несколько месяцев после разрыва с Юнгом) Фрейд решительно отказался от прежней «культуроанализирующей» направленности собственной работы и стал все чаще и чаще предлагать свои психоаналитические изыскания в качестве социального инструмента, способного сослужить пользу делу мира, борьбе за преодоление расовой и национальной розни. Таким образом, его анализ культуры тоже превратился в созидание культуры» [95, р. XXX].
Этот важнейший тезис о культуротворческом характере юнгианства, будучи рассмотрен в связи с уже упоминавшимся родством между данным учением и психологией современного «массового» человека, неизбежно трансформируется в вопрос о том, не идет ли речь о культуре особого рода — популярной, массовой или, попросту говоря, поп–культуре? Опыт, накопленный Хомансом за шестнадцать лет, прошедших с момента выхода в свет первого издания «Юнга в контексте», помог ему решиться сказать, что это именно так. Несмотря на все решительные протесты Фрейда против того, чтобы его теории смешивали с мировоззрением «масс», психоанализ превратился в то, чем он всегда зарекался не быть, а именно — в важнейший элемент западной поп–культуры. Причем, оказывается, что в этом плане вся глубинная психология пошла путем, предначертанным отнюдь не ее основателем (Зигмундом Фрейдом), а одним из его ранних соперников — Карлом Юнгом. Именно Юнг, несмотря на отличающую все его трактаты изощренноаристократическую эрудицию и характерный для всего его жизненного пути социальный эгалитаризм, может и должен считаться подлинным учредителем и генеральным распространителем уникального культмассового товара, преподносимого современному потребителю под торговой маркой «Психоанализ».
Красочное подтверждение тезиса о том, что аналитическая психология преуспела в подобном «омассовлении» психоанализа, может быть получено благодаря знакомству с одной весьма симптоматичной работой — психологическим бестселлером «Незаезженная дорога», принадлежащем перу, как это ни странно, психоаналитика–фрейдиста Скотта Пека [147]. Книга эта целый год числилась среди бестселлеров в воскресных выпусках газеты «New York Times» и на протяжении нескольких лет продолжала пользоваться невиданным спросом у англоязычных читателей. Секрет такого успеха может быть объяснен особой «набожностью» американской культуры (набожной ее называл Фрейд, видимо, предчувствовавший, что именно здесь в его учении наиболее выпукло проступят черты, которые он сам предпочел бы оставить незамеченными).
По утверждению Хоманса, автор «Незаезженной дороги», спекулируя на проблеме облегчения психических страданий, преследует далеко идущие культуротворческие цели. По сути дела, Скотт Пек говорит о глубинной психологии как о подлинной альтернативе изжившим себя традиционным религиозным практикам душевного исцеления. С одной стороны, автор «Незаезженной дороги», в полном согласии с юнговской традицией «научного» мифотворчества, непрестанно напоминает читателю, что он — всего лишь практикующий психиатр, ученый–эмпирик, придерживающийся четких клинических принципов динамической психиатрии фрейдовской школы. Однако, с другой стороны, внимательное чтение заставляет в этом усомниться: книга представляет собой типичный религиозный манифест, следующий прежде всего канонам, установленным Юнгом. Строго говоря, Пек оказывается еще более радикальным теологизатором психоанализа, нежели сам Юнг. В отличие от последнего, осторожно оговаривавшегося, что обнаруженный им центр психической тотальности индивида есть смысл называть архетипом Бога, Пек считает, что бессознательное — не просто вместилище психического прообраза Бога, но сам Бог как таковой.