Такого рода исследовательский мотив — интерес к роли Юнга в общественной жизни, — можно обнаружить и в работах ведущих современных англоязычных историков юнговской мысли. Помимо уже рассмотренной работы Хоманса, о необходимости «социологического анализа юнговских идей в качестве специфической культурной силы» говориться и в нолловском «Культе Юнга» [144, р. 275]. По мнению того же Нолла, с которым трудно не согласиться, подобный интерес оправдан прежде всего тем, что при широкой осведомленности относительно концептуальных составляющих юнгизма (особенно это касается теорий коллективного бессознательного и архетипов) в тени остается крайне важный вопрос о том, как именно эти теории в настоящее время используются. Поэтому информация о том, что где–то не особо утруждают себя тщательным изучением их подлинного исторического и научного статуса, является необычайно ценной. Речь ведь идет, как выражается цитируемый Ноллом Курт Данцигер, «не только о том, что кто–то использует их, но и о том, что этот кто–то использует их по отношению к каким–то другим людям...» [144, р. 9].
Интенсивное использование юнговских идей по отношению к отдельным людям и обществу в целом началось в моем отечестве совсем недавно. Вероятно, это наиболее интересный для читателя аспект. Однако без исторического экскурса не обойтись.
Итак, несколько слов о появлении Карла Густава Юнга на украинском интеллектуальном горизонте.
Первое появление: молодой психиатр из Цюриха
Самые ранние упоминания о Юнге в работах, написанных в Украине, относятся к первой декаде XX века[32]. Поскольку в ту пору информационный обмен между Западом и восточнославянским миром осуществлялся в режиме, который нынче принято называть in real time, эти первые сообщения отражали общую картину, складывавшуюся на тот момент в рамках психоаналитического движения: Карл Густав Юнг представал в них прежде всего как молодой психиатр из Цюриха, последователь и сторонник психоаналитического учения Зигмунда Фрейда.
Так, например, в Одессе тогда действовал один из первых отечественных популяризаторов психоанализа Моисей Вульф, имя которого было хорошо известно Зигмунду Фрейду. Он упоминал о Вульфе в своем очерке по истории психоаналитического движения (1914). Кроме того, в связи с деятельностью Вульфа и целого ряда других одесских психоаналитиков (таких, например, как Леонид Дрознес) Фрейд написал в своем письме к Юнгу от 12 марта 1912, что в Одессе «судя по всему, имеет место локальная эпидемия» психоанализа [176, р. 495]. Именно Моисею Вульфу мы, скорее всего, и обязаны первой работой по психоанализу, написанной и изданной на территории современной Украины («О психоаналитическом методе лечения: Теория Фрейда» [11]). Кроме того, в ней говорится и о «больших услугах, оказываемых психоаналитику выработанным Блейлером и Юнгом методом исследования ассоциаций» [6, с. 97–98].
Мне представляется важным отметить, что с этой, по сути дела первой напечатанной на территории нынешней Украины, фразы о Юнге в отечественную традицию осмысления его фигуры вкрадывается один существеннейший изъян, превратившийся впоследствии в самый настоящий бич нашей практики исследований по аналитической психологии. Я имею в виду недостаточное внимание к историческим деталям. Так называемый словесно–ассоциативный тест, о котором говорит Вульф, был на самом деле выработан вовсе не Юнгом и не Блейлером. В своей статье, написанной еще в 1906 г., Юнг самолично сообщил, что до того, как ассоциативный тест стали использовать в Бургхёльцли, его применяли в своей работе такие ученые и врачи, как Фрэнсис Гальтон, Вильгельм Вундт, Густав Ашаффенбург и Эмиль Крепелин [106].
Год спустя после Моисея Вульфа относительно Юнга высказался еще один ранний пропагандист психоанализа — харьковский врач А.И. Гейманович. В самом первом абзаце своей статьи «О психоаналитическом методе лечения неврозов» (впервые опубликованной в 1910 г. [13]) он, говоря о Юнге, с поразительным прямодушием артикулировал одно из самых затаенных и мощных стремлений основателя психоанализа. Деятельность Юнга, заявил Гейманович, «выводит психоанализ из разряда quantifiés négligeabiles[33] и, даже еще не предрешая успехов фрейдовского метода, заставляет считаться с ним всех...» [6, с. 102]. Это высказывание, равно как и вульфовское заявление о «больших услугах», оказываемых психоанализу методом Блейлера и Юнга, делает несомненным тот факт, что первые украинские фрейдисты, имевшие возможность непосредственно контактировать с членами ближайшего окружения Фрейда, очень быстро прониклись типичной для этой группы сектантской жаждой социального успеха. Дух идеологического состязания, лишь слегка прикрытый научной фразеологией, был, судя по всему, очень близок ранней когорте отечественных глубинных психологов. Мировая история психоанализа имеет массу выразительных примеров того, сколь удобным инструментом для подобной политизации медицинской теории может оказаться и отмеченное чуть выше недостаточное внимание к историческим деталям. Украинский вариант исключением из этого общего правила не является.
32
Все источники, анализируемые в этом и следующем разделе, были любезно предоставлены мне ведущим специалистом по истории психоанализа в Украине, доцентом Харьковского университета Лениной Ивановной Бондаренко, за что я ей бесконечно признателен. На деятельности этого исследователя я специально остановлюсь в четвертом разделе («Перестройка и современность»). Заранее хочу подчеркнуть, что некоторые критические замечания, высказываемые мной в ее адрес, ничто в сравнении с тем глубоким профессиональным и человеческим восхищением, которое я не перестаю испытывать вот уже без малого десять лет.