В.М.), наполненного живыми символами, эмоционально переживаемыми» [9, с. 20]. Баженов также точно знает, что порождает эти живые символы «Бог внутри нас», а расшифровать его смутные послания можно лишь с помощью юнгианской риторики: «Экстраверсия и интроверсия (и их смена) — это главный механизм существования души. Один из примеров «максимально» значимых символов и видимого осуществления места символа в душе — жизнь Иисуса Христа» [4, с. 39] Одной из важнейших составляющих популяризации в академической среде такого рода неорелигиозных воззрений является, как известно, демонстрация их соответствия «эмпирическим истинам», признанным современной наукой. Юнг, прекрасно осознававший, что подобное апеллирование к научности — едва ли не главнейший ключ к сердцу современного «массового человека в массовом обществе», любил высказываться в таком духе: «Меня сильно привлекали естественные науки, прежде всего тем, что истина здесь была доказана опытным путем», или, например, «Я нуждался в чистой эмпирии» [38, с. 79, 112]. В этом контексте вовсе не удивительны аналогичные рассуждения юнгианцев из Харьковского университета. Удивительно, однако, что «доказательством научности» аналитической психологии, привлекшим пристальное внимание членов этой группы, оказалась приверженность Юнга так называемому «биогенетическому закону», сформулированному еще Эрнстом Геккелем. Это «эмпирическое открытие» Л. Бондаренко и ее последователи считают одним из важнейших аргументов в пользу юнговской теории личного и коллективного бессознательного.
В одной из статей Л. Бондаренко сказано, что геккелевская идея о том, что онтогенез вкратце повторяет филогенез, «в конечном итоге определила структуру всего творчества Юнга. Большинство его работ и работ представителей его школы так или иначе на огромном и многообразном материале (психологическом, психиатрическом, мифологическом, религиозном, философском, искусствоведческом, алхимическом, астрологическом и др.) раскрывают и конкретизируют (курсив мой. — В.М.) этот закон» [7, с. 45]. На следующих страницах этой статьи Л.Бондаренко показывает, что основополагающие юнговские принципы производны от этой биологической теории, не выражая при этом и тени сомнения относительно ее истинности.
Подобные рассуждения присутствуют и в докладе ученицы Л. Бондаренко — Л. Резе «К проблеме личного и общественного в психике человека в концепции К.–Г. Юнга»[38]. В 1996 она, между прочим, защитила в Харьковском университете диссертацию на тему «Онтофилогенетическая модель взаимосвязи индивида и социума (на материале психоанализа)», в которой отстаивала идею о том, что именно приверженность психоанализа онтофилогенетической модели делает это направление в психиатрии философской концепцией, позволяющей «разобраться в специфике социальных процессов, увидеть их глубину, направленность, а также пути преодоления трудностей» [31, с. 3].