С переходом к постэкономическому обществу положение меняется. Люди, составляющие сегодня элиту, вне зависимости от того, как она будет названа -- новым классом, технократической прослойкой или меритократией, -- обладают качествами, не обусловленными внешними социальными факторами. Не общество, не социальные отношения делают теперь человека представителем господствующего класса и не они дают ему власть над другими людьми; сам человек формирует себя как носителя качеств, делающих его представителем высшей социальной страты. В свое время Д.Белл отмечал, что до сих пор остается неясным, "является ли интеллектуальная элита (knowledge stratum) реальным сообществом, объединяемым общими интересами в той степени, которая сделала бы возможным ее определение как класса в смысле, вкладывавшемся в это понятие на протяжении последних полутора веков"[336]; это объясняется отчасти и тем, что информация есть наиболее демократичный источник власти, ибо все имеют к ней доступ, а монополия на нее невозможна. Однако в то же самое время информация является и наименее демократичным фактором производства, так как доступ к ней отнюдь не означает обладания ею[337]. В отличие от всех прочих ресурсов, информация не характеризуется ни конечностью, ни истощимостью, ни потребляемостью в их традиционном понимании, однако ей присуща избирательность -- редкость того уровня, который и наделяет владельца этого ресурса властью высшего качества. Специфика самого человеческого существа, его мироощущение, условия его развития, психологические характеристики, способность к обобщениям, наконец, память и так далее -- все то, что называют интеллектом и что служит
[336] - Bell D. Sociological Journeys. Essays 1960-1980. L., 1980. P. 157.
[337] - См.: Beck U. Risk Society. L.-Thousand Oaks, 1992. P. 53
самой формой существования информации и знаний, -- все это является главным фактором, лимитирующим возможности приобщения к этому ресурсу. Поэтому значимые знания сосредоточены в относительно узком круге людей -подлинных владельцев информации, социальная роль которых не может быть в современных условиях оспорена ни при каких обстоятельствах. Впервые в истории условием принадлежности к господствующему классу становится не право распоряжаться благом, а способность им воспользоваться.
Это не означает, что новый господствующий класс оказывается жестко отделенным от остального общества и совершенно закрытым для вступления в него новых членов. Напротив, "тысячи и тысячи людей присоединяются к нему каждый год, и фактически никто из них в дальнейшем не покидает его"[338]. Современное общество тем самым формирует важнейший принцип, признающий наиболее значимыми людей, способных придать социуму максимальный динамизм, обеспечить предельно быстрое продвижение по пути прогресса[339], и в этом можно видеть залог того, что уже в течение ближайших десятилетий постэкономические ценности, на которые ориентировано большинство представителей нового господствующего класса, будут доминировать во всем социуме, а экономические перестанут играть существенную роль.
Новое социальное деление вызывает и невиданные ранее проблемы. До тех пор, пока в обществе главенствовали экономические ценности, существовал и некий консенсус относительно средств достижения желаемых результатов. Более активная работа, успешная конкуренция на рынках, снижение издержек и другие экономические методы приводили к достижению экономических целей -- повышению прибыли и уровня жизни. В хозяйственном успехе предприятий в большей или меньшей степени были заинтересованы и занятые на них работники. Сегодня же наибольших достижений добиваются предприниматели, ориентированные на максимальное использование высокотехнологичных процессов и систем, привлекающие образованных специалистов и, как правило, сами обладающие незаурядными способностями к инновациям в избранной ими сфере бизнеса. Имея перед собой в значительной степени неэкономические цели (или, другими словами, цели, в содержании которых экономический контекст занимает отнюдь не главное место), стремясь самореализоваться в своем деле, обеспечить общественное признание разработанным ими технологиям
[338] - Galbraith J.K. The Affluent Society. L.-N.Y., 1991. P. 263.
[339] - См.: Drucker P.P. Managing the Non-Profit Organization. Practices and Principles. Oxford, 1994. P. 131.
или предложенным нововведениям, создать и развить новую корпорацию, выступающую выражением индивидуального "я", эти представители интеллектуальной элиты добиваются тем не менее наиболее впечатляющих экономических результатов. Напротив, люди, чьи ценности имеют чисто экономический характер, как правило, не могут качественно улучшить свое благосостояние. Дополнительный драматизм ситуации придает и то, что они фактически не имеют шансов присоединиться к высшей социальной группе, поскольку оптимальные возможности для получения современного образования даются человеку еще в детском возрасте, а не тогда, когда он осознает себя недостаточно образованным; помимо этого, способности к интеллектуальной деятельности нередко обусловлены наследственностью человека, развивающейся на протяжении поколений.
Именно на этом пункте мы и начинаем констатировать противоречия, свидетельствующие о нарастании социального конфликта, который ранее не принимался в расчет в большинстве постиндустриальных концепций.
С одной стороны, происходящая трансформация делает всех, кто находит на своем рабочем месте возможности для самореализации и внутреннего совершенствования, выведенными за пределы эксплуатации. Круг этих людей расширяется, в их руках находятся знания и информация -- важнейшие ресурсы, от которых во все большей мере зависит устойчивость социального прогресса. Стремительно формируется новая элита постэкономического общества. При этом социальный организм в целом еще управляется методами, свойственными экономической эпохе; следствием становится то, что в пределах этого расширяющегося круга "не работают" те социальные закономерности, которые представляются обязательными для большинства населения. Общество, оставаясь внешне единым, внутренне раскалывается, и экономически мотивированная его часть начинает все более остро ощущать себя людьми второго сорта; выход одной части общества за пределы эксплуатации оплачивается обостряющимся ощущением подавления в другой его составляющей.
С другой стороны, класс нематериалистически мотивированных людей, которые, как мы уже отметили, не имеют своей основной целью присвоение вещного богатства, обретает реальный контроль над процессом общественного производства, и все более и более значительная часть общественного достояния начинает перераспределяться в его пользу. Таким образом, новый высший класс получает от своей деятельности результат, к которому не стремится. В то же самое время члены общества, не обладающие ни способностями, необходимыми в высокотехнологичных производствах, ни образованием, пытаются решать задачи материального выживания, ограниченные вполне экономическими целями. Однако сегодня доля их доходов в валовом национальном продукте не только не повышается, но снижается по мере хозяйственного прогресса. Таким образом, люди, принадлежащие к новой угнетаемой страте, не получают от своей деятельности результат, к которому стремятся. Различие между положением первых и вторых очевидно. Напряженность, в подобных условиях создающаяся в обществе, также не требует особых комментариев. С таким "багажом" постиндустриальные державы входят в XXI век.
Насколько резкой может оказаться социальная поляризация на последующих этапах постэкономической трансформации? Реальна ли перспектива эволюционного перехода к постэкономической эпохе? Сколь опасным может стать открытый конфликт между противостоящими социальными группами? Все эти вопросы представляются сегодня исключительно актуальными, хотя и не имеют вполне определенных ответов. Тем не менее, мы считаем возможным сформулировать несколько коротких тезисов, поясняющих наш подход к поиску таковых.