Многие исследователи пытаются обнаружить отличия в процессах формирования национальных европейских государств и в современных мирохозяйственных процессах[33]; не менее активны также попытки противопоставить интернационализацию экономической жизни (к примерам которой относят взаимодействие "ориентированных на национальное государство подходов к организации международной системы, в основе которой лежит система национальных государств") ее глобализации (рассматриваемой как "транснациональный подход к организации глобальной системы,
[33] - Подробнее см. специальный обзор "The World Economy" в: The Economist. 1997. September 20. Section "Survey". P. 5-56.
в основе которой лежат глобальные тенденции и институты" [34]). Подобные поиски трудно признать продуктивными. Когда такой серьезный исследователь, как П. Крагман, в своей новой работе утверждает, что его любимым примером глобализации является организация выращивания тропических фруктов в Зимбабве, которые, благодаря совершенной организации торговли и транспортировки, появляются на прилавках лондонских магазинов уже на следующий день после того, как собраны в далекой африканской деревне[35], вспоминаются времена, когда появление на лондонских рынках левантских шелков (французского вина, русской пеньки, американского кофе и т.д.) вызывало подобный же фурор. Конечно, каждая новая революция в средствах передвижения увеличивает наши возможности, но чем в таком качестве отличается создание реактивного самолета от изобретения колеса? Когда не менее глубокий автор, И. Валлерстайн, отмечая, что "способность мировой капиталистической системы охватывать новые географические зоны исторически имела решающее значение для сохранения нормы прибыли и, следовательно, для накопления капитала", приходит к выводу, что "после того, как возможности географического расширения исчерпаны и произошел отток населения из сельской местности, политические способы снижения стоимости сталкиваются со столь значительными трудностями, что накопление становится практически невозможным; реальные издержки производства должны увеличиваться в глобальном масштабе, и, следовательно, прибыли должны снижаться" [36], не только вспоминаются бытовавшие в начале века опасения невозможности безграничного расширения капиталистической системы, но встают перед глазами свидетельства конца столетия, не оставляющие сомнений в том, что успехи в хозяйственной области обнаруживает прежде всего постиндустриальный центр, а не развивающаяся периферия.
Наша позиция состоит в том, что современные процессы интернационализации лишь продолжают формирование все более широких и комплексных хозяйственных систем, предполагающих последовательный отказ от политической и идеологической разделеннос-ти мира и замену ее экономической разделенностью. О подлинной же глобализации можно будет говорить только тогда, когда начнет преодолеваться экономическая разделенность мира и большая часть человечества выйдет за рамки экономической системы мотивации. Глобализация в нашем ее понимании, как преодоление разделен
[34] - См.: SklairL. Sociology of the Global System, 2nd ed. Baltimore (Ml.), 1995. P. 4.
[35] - См.: Krugman P. The Accidental Theorist and Other Dispatches from the Dismal Science. N.Y.-L., 1998. P. 85-86.
[36] - Wallerstein I. After Liberalism. N.Y., 1995. P. 37, 38.
ности мира, возможна только в условиях активного формирования постэкономического общества, а не его предпосылок, возникающих на протяжении последних десятилетий. Апелляция к глобализации как реальной характеристике современной эпохи представляется в данном контексте недопустимым забеганием вперед, желанием (благим ли?) убедить мировую общественность в том, что основные трудности перехода к новому социальному порядку уже пройдены.
Происходящие сегодня процессы интернационализации хозяйственной жизни не только не преодолевают многие из существовавших противоречий, но и создают новые. Фактически в каждом из проявлений современной "глобализации" можно обнаружить либо существенные контртенденции, либо реальные опасности для стабильного социального развития. Неоспоримо, что нарастающая информационная активность вскоре приведет к беспрецедентной свободе обмена знаниями; однако далеко не всегда в этой тенденции заключен положительный заряд. Не говоря о таких общеизвестных фактах, как распространение по каналам Интернета порнографии, создание сети азартных игр, головоломные трудности контроля над нелегальными денежными потоками, информационная революция создает предпосылки для невиданного манипулирования общественным сознанием. Л. Туроу отмечает в своей последней книге, что в перспективе, когда использование Интернета станет всеобщим, референдумы могут фактически заменить представительную власть[37]; однако он не обращает внимания на то, как легко их результаты могут быть подтасованы даже из чисто профессионального азарта хакера. Очевидно, что интернационализация финансовой активности обеспечивает развивающимся странам дополнительные инвестиции, но в то же время и делает их еще более зависимыми от постиндустриальных держав. Международные финансовые трансакции, составлявшие в середине 80-х годов около 20 млрд. долл. в день, сегодня достигают 1 триллиона долл., а к 2015 году, как ожидается, превысят 30 триллионов[38]; однако последствия краха на гипертрофированно раздутом финансовом рынке вызовут вполне реальный экономический спад, что вряд ли совпадает с интересами большинства индустриальных наций. Рост объемов международной торговли поражает воображение, однако при этом отношение экспорта к ВНП остается фактически постоянной величиной для развитых стран и быстро растет в развивающихся. Последнее означает, что,
[37] - См.: Tiurow L. Creating Wealth. The New Rules for Individuals, Companies, and Countries in a Knowledge-Based Economy. L., 1999. P. 32.
[38] - См.: Hammond A. Which World? Scenarios for the 21st Century. Wash. (D.C.)-Covelo (Ca.), 1998. P. 30.
во-первых, происходит перераспределение ценовых пропорций в пользу постиндустриального мира: производимые здесь товары дорожают относительно создаваемых на периферии[39]; во-вторых, развивающиеся страны оказываются все более зависимыми от замыкающихся в себе центров мирового хозяйственного прогресса; в-третьих, проникновение в "третий мир" осуществляется не столько посредством реального роста инвестиций (объем прямых иностранных инвестиций в мире в 1913 году составлял около 9 процентов ВНП развитых стран, а сегодня не превышает 10,1 процента), сколько в результате спекулятивных финансовых игр (временно привлекаемые на международных финансовых рынках средства составляли в 1950 году лишь 0,5 процента объема мирового экспорта, тогда как сегодня -- более 20 процентов) [40]. При этом реальная хозяйственная интеграция оказывается невыгодной развитым странам (так, если в 1994 году США имели положительное сальдо в торговле с Мексикой в размере 1,3 млрд. долл., то локальная "глобализация" в виде NAFTA обеспечила им дефицит в 15,4 млрд. долл. уже на следующий год[41]). Еще более болезненные следствия имеет нарастающая миграция населения; ввиду того, что она год от года становится все более однонаправленной, недовольство населения развитых стран нарастает. Согласно последним опросам общественного мнения, среди молодежи ведущих европейских стран, наиболее подверженных безработице, негативное отношение к иммигрантам разделяют от 27,3 процента французов до 39,6 процента немцев и 41 процента бельгийцев[42]. В 1996-1998 годах в США администрации ряда округов шести крупнейших штатов -- Калифорнии, Флориды, Нью-Йорка, Аризоны, Техаса и Нью-Джерси -- возбудили официальные судебные иски против федерального правительства, требуя компенсировать их финансовые потери, вызванные излишней либеральностью национального иммиграционного законодательства, причем суммы исков колебались от 50 млн. до более чем 33 млрд. долл. [43] Отнюдь не укрепляется и стабильность ситуации в мировом масштабе: за период с начала 1990-го по конец 1997 года Организация Объединенных Наций объявляла состояние опасности для международного мира 61 (!) раз, тогда как за предшествующие 45 лет ее суще