– То есть лордеры полагают, что, когда они стерли мне память в прошлом году, я была правшой. И о Рейн они ничего не знали, поэтому стертой и оказалась лишь часть воспоминаний.
– Именно. Люси исчезла. Она была слабой. Но ты, эта особенная Рейн, пережила Зачистку, спрятавшись глубоко внутри, и ждала подходящего момента, чтобы вырваться наружу.
– И это, – я кручу на запястье свой «Лево», – больше не работает, потому что я снова Рейн, левша. Он привязан не к тому полушарию моего мозга.
– Именно. – Он берет мою левую руку в свою. Нежно целует пальцы. – Прости, что тогда причинил тебе боль. Но я поступил так потому, что это был единственный способ защитить тебя.
Итак, Люси исчезла навсегда. Вот почему я не могу вспомнить ничего из ее жизни. Боль потери затопляет меня, заполняет пустоту внутри. Такая большая часть моей жизни уничтожена, забыта. Но другая часть меня все же здесь: Нико спас меня. Если бы не он, от меня прежней не осталось бы ничего, и я никогда бы не узнала, что потеряла.
– Спасибо, – шепчу я и задаюсь вопросом: если Рейн сильнее, не означает ли это, что Кайла тоже исчезает? А вместе с ней – и все ее надежды и привязанности? Например, Бен. Я чувствую, как слезы щиплют глаза, и часто-часто моргаю. Не плакать! Только не перед Нико. Не надо! Потом к боли примешивается страх: Нико не любит слабости.
Но вместо того чтобы разозлиться, он берет меня за руку.
– Что такое? – мягко вопрошает он. Я льну к его руке. Она намного крупнее, сильнее. Он мог бы раздавить мою в один миг.
– Бен, – шепчу я.
– Расскажи. Мне мало что известно об этом. Что с ним произошло на самом деле? – Он делает ударение на последних словах, словно знает, что официальная версия истории – лишь часть правды.
– Это я виновата. Это все из-за меня, – наконец произношу я вслух то, что все это время не давало мне покоя, терзало душу.
– Почему? Что ты сделала? Расскажи.
– Я срезала его «Лево».
И пока я излагаю факты, Нико передвигает свой стул поближе к моему и обнимает теплой рукой за плечи. Память заполоняют образы… Вот Бен в агонии. Вот я убегаю, бросая его на произвол судьбы. И какова она, эта судьба? Что с ним стало? Умер ли он из-за того, что я сделала, или позже? У лордеров?
– Что с ним случилось? – спрашиваю я, глазами умоляя дать мне хоть крошечную надежду.
– Ты же и сама знаешь ответ на этот вопрос, – говорит Нико. – Знаешь, что лордеры сделают с ним, если он все еще жив.
Я киваю сквозь слезы.
– И знаешь, что они сделали с его родителями.
– Да.
– Ты ведь чувствуешь это, Рейн? В душе? Гнев.
И гнев мгновенно вспыхивает, словно куча сухого хвороста, к которому поднесли спичку. Огонь пылает у меня в душе, гораздо более горячий и яростный, чем тот, что поглотил дом Бена. Чем все пожары, устроенные лордерами прошлой ночью.
– А теперь послушай меня, Рейн. Это не означает, что ты должна забыть Бена или то, что он для тебя значил. Или что лордеры сделали с его родителями. Просто используй это правильно.
Используй этот гнев.
И он прокатывается по мне волной – опаляющий жар, который рябью проходит по всему телу, по всем внутренностям.
Воспламеняет каждую каплю крови, которая течет в моих жилах.
Я стискиваю подлокотники стула.
– Мы должны заставить лордеров заплатить за то, что они сделали. Их нужно остановить!
Нико берет мое лицо в ладони, приподнимает его. Глаза внимательно вглядываются в меня, изучают, оценивают. Наконец он кивает. Взгляд теплый. Моя кожа под его пристальным взором вспыхивает, по всему телу растекается тепло.
– Да, Рейн. – Он улыбается, подается вперед. Губами легко касается лба. – Но остался один вопрос, на который ты так и не ответила. Когда именно к тебе вернулась память?
Нападение в лесу. Уэйн. Я уже открываю рот, чтобы рассказать ему о происшедшем, но останавливаюсь. Он прикончит Уэйна, если узнает. Но зачем я защищаю этого негодяя? Разве это не то, чего он заслуживает?
– По идее, это должно было произойти, когда ты оставила Бена и лордеры забрали его. Это должно было послужить толчком. Именно такого рода травма и способна подстегнуть память. Так почему же тогда этого не случилось? – бормочет Нико себе под нос, словно уже и забыл, что я рядом.
Я внутренне съеживаюсь, покоробленная тем, как холодно и отстраненно он анализирует мои страдания, чтобы оценить их последствия. Но если мои воспоминания не вернулись в тот день, почему я потеряла сознание и не умерла? Я перевожу взгляд на свой бесполезный «Лево», потом вспоминаю.
– Знаю, – говорю я. – Все дело в пилюлях.
– Каких еще пилюлях?