Чем дольше мы шли, тем больше выживших присоединялось к нам, пока наша горе-армия не распухла до почти пятидесяти мужчин, женщин и детей. Каждая новая группа приходила с новыми вестями; как множество рук, ткущих один гобелен, их рассказы сплетались в общую ткань повествования. Каждая новость частично согласовывалась с теми, что мы уже слышали, но добавлялись новые детали и цвета, которые могли пропустить остальные, и постепенно картина всего происходящего начал формироваться в моем сознании. Изображение в желтых и оранжевых, коричневых, черных и красных тонах. Образ кровоточащей страны в огне.
Многие города Мерсии встали на сторону врага; во многих местах произошли столкновения между англичанами и французами, и на улицах пролилась кровь. Многие таны в графствах взялись за оружие, чтобы поддержать Эдрика, Этлинга или короля, а заодно свести счеты друг с другом; теперь они прочесывали холмы и долины во главе своих маленьких армий. Путешествеников убивали на дорогах, залы и замки сжигали до основания. С юга доходили слухи о восстаниях, охвативших южные графства от Корнуолла, Девоншира и Сомерсета до Эксетера до Брикстоу,[31] в то время как с востока прилетали вести, что датский флот, укрепив свои силы наемниками из Фрисландии и Фландрии, курсирует в прибрежных водах и совершает налеты на побережье, нападая на каждый порт от Темзы до Хамбре и оставляя за собой одни лишь трупы.
Но даже это было не самым худшим. С севера от Хамбре приходили новости настолько страшные, что я не мог представить такого даже в ночных кошмарах. Этлинг и Свен, заключив прочный союз, общими силами взяли Эофервик. Оба замка и большой кафедральный собор были сожжены дотла, пожар распространился по всему городу и бушевал в течение трех дней и ночей. Почти все норманны, фламандцы и бретонцы либо пали в бою, либо погибли в пламени.
— Говорят, что спасшихся можно пересчитать по пальцам, — сказал человек, принесший нам эту весть, странствующий монах по имени Вигхерд родом из Личфилда, что стоял недалеко к северо-востоку от нас. — Почти никого не пощадили.
Он шел, чтобы сообщить новость своим братьям в Винчестере. Когда я назвался, он вспомнил мое имя, а так же истории, что рассказывали обо мне, и потому добровольно и даже с большой охотой предложил нам все, что знал.
— Что значит «пощадили»? — спросил я.
— Нортумбрийцы и датчане взяли в плен несколько человек, — пояснил Вигхерд. — Остальные были убиты. Никому не позволили уйти.
Да уж, датчане были известны своей свирепостью и тем, что редко брали пленных. Насколько я мог судить, единственная причина, по которой они могли сделать исключение, состояла в том, что им удалось захватить пленников настолько знатных, что король Гийом должен был предложить за них выкуп серебром, золотом или другими ценностями.
— Тебе известны имена этих пленников?
Вигхерд покачал головой.
— Нет, господин. Я знаю только то, что слышал от других.
Впрочем, я и так достаточно узнал от него; по описанию монаха все случившееся в Эофервике было больше похоже на бойню. Скорее всего, Роберт и Беатрис погибли вместе со всем гарнизоном. Я всей душой надеялся, что им удалось избежать смерти, но в последнее время слишком часто цеплялся за несбыточную надежду, чтобы в результате увидеть крах все моих упований.
И потому я делал, единственное, что мог — молился.
— Что нам теперь делать? — спросил отец Эрехембальд в тот же вечер, когда мы сидели у костра, куда я собрал на совет всех мужчин нашего маленького отряда.
Здесь были священик, Эдда, Одгар и другие из Эрнфорда, монах Вигхерд и горстка тех, кого мы встретили за время наших странствий; все они выглядели так, словно не были способны отличить один конец копья от другого. Мне еще не доводилось видеть более слабых и оборванный воинов; сомневаюсь, что они смогли бы заронить страх в сердца наших врагов. Но других у меня не было.
— Если датчане объединят свои усилия с Этлингом, они очень скоро захватят весь Север королевства, — заявил Галфрид, глуповатый фламандец, управляющий одной из разрушенных усадеб, на которую мы наткнулись в пути.
Похоже, он заговорил только потому, что очень любил слушать свой голос.
— Король Гийом не сможет воевать сразу с ними и с валлийцами, да еще вместе с Эдриком, во всяком случае, до зимы. Нам лучше свернуть на юг и поискать убежища в Уэссексе.
— Если Эксетер и Брикстоу перешли на сторону мятежников, даже Уэссекс не будет безопасным местом для нас, — фыркнул Эдда. — Сейчас везде одно и то же, так что направление не имеет значения. Восстала вся страна.
— Тогда что же нам делать, англичанин? Ты бы предпочел, чтобы валлийцы, перебившие твоих соотечественников, наконец добрались и до нас?
Эдда прищурился на Галфрида:
— И что ты предлагаешь?
Тот нисколько не смутился, хотя был на голову ниже конюха.
— Если бы не предательство твоего народа, ничего подобного не случилось бы. Мы не бродили бы по лесам, как голодные псы, а грелись бы у очагов с полными животами и кружкой эля в руках.
Его взгляд на мгновение задержался на двух саксах на поясе Эдды. Конюх с головы до ног выглядел бравым воякой, и наверное, это вызвало у Галфрида новые подозрения. Подобно многим другим, явившимся сюда после вторжения, он не привык видеть в англичанах мужчин, равных себе, а тем более друзей или союзников.
— Милорд, что этот человек делает здесь, — спросил он, обращаясь ко мне. — Откуда нам знать, не собирается ли он предать нас?
— Я в нем уверен, — сказал я Галфриду. — Эдда самый преданный человек, которого я когда-либо знал. Кроме того, он прав. Мы не можем быть уверены, что в Уэссексе безопасно.
— Тогда куда же мы пойдем? — спросил отец Эрхембальд.
Я потер лицо ладонями, пытаясь думать. Призвав сюда этих людей, чтобы обсудить наши планы, я до сих пор не знал, что им предложить. Новости, услышанные от Вигхерда, почти парализовали мою волю. Поистине все случилось по словам ФитцОсборна. Королевство рушилось на наших глазах, и чем больше усилий мы прилагали для его спасения, тем быстрее, казалось, все это происходило.
— Танкред?
Я моргнул и посмотрел вверх. Священник все еще ждал ответа.
— Сколько у нас годных для сражения мужчин? — спросил я, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Все, кто здесь, — ответил Эдда. — Но нет ни оружия, ни щитов.
— Тогда мы их добудем.
— Интересно, где? — Галфрид решил бросить вызов мне. — И вы думаете, они захотят сражаться после всего, что они видели?
— Да, если они жаждут мести и справедливости для тех, кто это сделал. Если они думают, как я, то они очень хотят крови.
Я обвел взглядом Редвульфа, Дэйрика и Одгара, мужчин из других усадеб, чьих имен я еще не знал: французов и англичан. Ни один из них не издал ни звука, который я мог бы принять за знак согласия. Впрочем, в то же время никто не попытался выступить против меня.
Глядя на извивающиеся, закручивающиеся языки пламени, Эдда торжественно кивнул. Я подумал, что сейчас происходит у него в голове: предвкушает ли он радость от предстоящей битвы или просто готовится снести новое испытание судьбы ради выполнения долга чести? Несмотря на печальное прошлое, я надеялся, что он сможет раздуть в своей душе искру праведного гнева, который в нужный момент превратится в боевую ярость. В сражении важно одно — сохранить мужество, не позволить страху вползти в сердце воина. Если это случится хоть на один миг, враг обязательно воспользуется этим мгновением. Смерть приходит, как только отвага покидает мужчину.
Я попытался скрыть эти мысли от посторонних глаз. Я не мог позволить себе потерять последних друзей. И все же я не был уверен, что смогу предложить им всем безопасный путь. В моем сердце таилось предчувствие, что я веду этих мужчин, некоторые из которых были почти детьми, к могиле, как раньше вел многих и многих других. Но был ли у меня иной выбор?
— Король выступил в поход, — сказал я, обращаясь ко всем сразу. — Если мы хотим вернуть наши земли, ему понадобится каждый человек, которого он сможет найти. Вы со мной?
Священник перевел мои слова для тех, кто не говорил по-французски. Один за другим они дали свое согласие, возможно, заразившись моей решимостью. Кое-кто колебался, возможно им пришлось преодолеть некоторые сомнения, но в конце концов, они тоже согласились.