Мое лезвие нашло шею валлийца, пропоров ему шею от мочки уха до ключицы, и он отшатнулся назад, зажимая рукой кровь, фонтаном бьющую из раны. Тем временем его соотечественники сумели сдвинуть вправо одну из повозок, образовав в стене брешь достаточно широкую, чтобы в нее плечом к плечу могли встать несколько мужчин, но ни один из них не хотел первым испытать свою удачу против крепости наших щитов. Двое передних колебались, не зная, что делать, пока в конце концов давление массы тел за ними не вытолкнуло их на нормандские копья.
— Ут! — Взвыли враги; это был глубокий горловой звук, которым гонят волков в облаве. — Ут, ут, ут!
Я хорошо знал этот боевой клич. Я помнил, как впервые услышал его октябрьским утром при Гастингсе, когда первые лучи солнца, пробив облака на востоке, осветили верхушки деревьев. Мы смотрели верх по склону на хребет холма, который они называли Senlac, и дрожали при виде сотен и сотен вассалов узурпатора и их вассалов, чьи вымпелы дерзко развевались на ветру, а кольчуги и шлемы блестели под лучами осеннего солнца.[17]
Это означало, что стоящие перед нами люди были не валлийцами, а англичанами, возможно даже теми, кто взял в руки оружие, чтобы встать под знамя Эдрика.
Над стеной их щиты встретились с нашими. Раздался глухой треск и скрежет стали, когда столкнулись доски и железные шишки наших щитов. Я напряг ноги, приготовившись к удару, но он так сотряс все мое тело, что я был вынужден отступить на полшага назад, чтобы не упасть. Человек, который толкнул меня, был настоящим гигантом, больше шести футов ростом, он возвышался надо мной на полголовы. Жажда крови горела в его глазах, он без слов закричал, когда попытался ударить меня в пах копьем, но я разгадал его намерение и использовал свой щит, чтобы железным ободом ударить англичанина снизу вверх в подбородок. Его челюсть окрасилась кровью, он отшатнулся, ошеломленный. Прежде чем он успел восстановить равновесие, я рванулся вперед, стремясь к его животу; стиснув зубы, я вонзил копье в его утробу, а затем быстро вырвал мое оружие назад. Как огромный дуб, пораженный молнией, он повалился на одного из своих товарищей, которому только чудом удалось увернуться в сторону, прежде чем он рухнул на землю.
Кровь с дерьмом разлились вокруг его обмякшего тела. Воздух наполнила вонь из свежевспоротых кишок, такая густая, что я почти чувствовал ее вкус. Едкая желчь поднялась у меня в горле, но я сглотнул ее обратно. Я смутно осознавал, что происходит вокруг меня, крики мужчин с обеих сторон звучали словно из-за закрытой двери; мой мир сузился, теперь я видел только себя, мое копье, щит и следующего англичанина, который шел навстречу своей судьбе. Тот самый момент, о котором так часто пели трубадуры и поэты. Когда начинается убийство, говорили они, на воина снисходит боевое спокойствие, и они были правы, потому что именно это происходило со мной сейчас. Кровь пульсировала в жилах, наполняя руки новой силой. Мне больше ни о чем не нужно было беспокоиться, я полностью отдался танцу клинков, столкновению щитов, ритму выпадов и уклонений, укоренившемуся в сознании за годы обучения; каждое движение совершалось помимо моей воли, пока новый англичанин вдруг не падал передо мной на землю.
Ослепленные жаждой крови и глухие к предупреждениям своих лордов и товарищей, некоторые из наших людей вырывались вперед из строя, карабкались по стене и бросались на врага либо в одиночку либо группами по два, три, четыре человека. Они добивали раненых и уставших, но при этом сами становились уязвимы.
— Прикрывайте спину! — рявкнул я, надеясь, что другие бароны услышат меня и удержат своих воинов от подобного безрассудства.
Если бы враг бежал, я позволил бы им вынуть мечи и начать избиение отступающих, но англичане стояли; это было всего лишь затишье, прежде чем враг соберется с духом и пойдет на следующий штурм.
Когда люди, ничего не знающие о ратном деле, слушают рассказы о битвах, они иногда представляют сражение как бесконечное столкновение стали, когда воины, стоя лицом к лицу наносят друг другу удары, вступая во все новые и новые поединки. Конечно, бывают моменты, когда линия сталкивается с линией, и вдоль фронта прокатывается буря мечей, но затем линии расходятся, и наступает странное затишье. Моменты, подобные этому. Их бывает трудно пережить, потому что когда горячка боя отступает, боец видит разбросанные по полю трупы, и решимость может оставить его. В конечном счете, сражения выигрывают не самые опытные воины и умелые фехтовальщики, а самые стойкие рыцари и самые упорные лидеры.
— Идите сюда и сдохните, сволочи, — выкрикнул Эдо, то ли для того, чтобы раздразнить врага, то ли для того, чтобы вдохновить наше собственное войско. — Вы, дерьмо собачье, шлюхино отродье, чертовы недоноски! Бейтесь с нами!
Даже если враги смогли расслышать его из-за боевого грома, я сомневался, чтобы его поняли, вряд ли кто из них понимал по-французски. Но, тем не менее, они снова двинулись на нас, ведомые своими танами, которые в мирное время были их лордами, а во время войны боевыми командирами. Я узнавал их не по флажкам, прибитым к копьям, но по кольчугам и шлемам, по богатым ножнам, выложенным серебром и золотом, украшенным драгоценными камнями. Я искал взглядом Дикого Эдрика, надеясь определить его по украшениям и большой свите, потому что никогда не видел его лица и не знал его символа. Может быть, он и был среди них, но я его не обнаружил.
Англичане атаковали во второй раз, в третий, и с каждым натиском наш заслон постепенно расшатывался. Телеги либо оттаскивали в сторону либо рубили на куски топорами, а не скрепленная раствором стена рассыпалась и кое-где обрушилась целиком. Она выполнила свое предназначение и помогла нам отразить первый натиск, что позволило нам убить больше врагов, чем можно было рассчитывать. Теперь я видел, что от нее остались только груды камней, разбитые бревна, обломки телег и разбросанные между ними тела англичан, которых было несомненно больше, чем наших. По следам крови на траве было трудно определить наши потери, хотя окинув взглядом первую линию щитов, я заметил несколько лиц, которых не было там в начале боя.
На правом фланге, где командовали Уэйс, Итель и Маредит, мы, кажется, потеряли меньше людей, но там земля была неудобна для боя, и враг, казалось, не стремился пересечь болото. Несколько залпов накрыли лучников Маредита прежде, чем они успели укрыться за щитами. Теперь их тела лежали в грязи с торчащими из груди и боков длинными древками стрел, которые оставшиеся в живых пытались собрать до возвращения врага.
Я нащупал под рубашкой маленький серебряный крест, которые много лет защищал меня, а так же ковчежец с косточкой святого Игнатия, крепко сжал их в кулаке и обратился к Богу с тихой молитвой.
— Господи Иисусе, защитник мой, — пробормотал я, закончив, на мгновение прижал крест к губам, а потом заправил обратно под кольчугу.
Англичане опять двинулись вперед, теперь выступая стройными рядами под командованием своих танов; казалось, что они бросили основную часть своего войска против нашего крыла: против меня с моими рыцарями и Эдо. Они знали, что если смогут разрушить нашу линию в одном месте, остальные ряды долго не продержатся. Впрочем, это не означало, что Уэйс с валлийцами получили краткую передышку, потому что я увидел, что одно из знамен с алым львом, покачиваясь, поплыло вниз с холма. Под ним маршировали орды валлийцев, и во главе ехал один из королей: то ли Бледдин, то ли Риваллон, один хрен.
Очевидно, они решили, что играли с нами достаточно долго. Теперь валлийцы собирались бросить против нас основные силы, и должно было начаться настоящее сражение. Пот катился у меня со лба, щипал глаза, и я постарался сморгнуть его, потом сделал глубокий вдох, зная, что если мы не удержим линию, то очень скоро будем все мертвы.
17
На месте той битвы вскоре был основан городок, который так и называется — Баттл (англ. Battle — Битва), он находится в 8 км от современного Гастингса.