Выбрать главу

Роберт устремил на меня строгий взгляд.

— Я понимаю, что ты злишься, — сказал он. — Ни один из нас не желал такого исхода. Но ты ничего не выиграешь, заимев себе такого врага, как Гуго.

— Я злюсь, потому что вчера было убито много людей, — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Среди них один из рыцарей моего Дома и Итель с Маредитом. Они были хорошими воинами и не заслуживали смерти.

С этим я отвернулся и пошел прочь. Нам больше нечего было обсуждать. Я вообще не хотел ни с кем говорить. Мне нужно было время, чтобы побыть наедине с собой, собраться с мыслями и решить, что я хочу сказать ФитцОсборну, когда он пошлет за мной.

* * *

Мне удалось отдохнуть, хоть и недолго, потому что до рассвета оставалось всего несколько часов. На рассвете я поднялся на холм, чтобы посмотреть через лагерь на запад, где дальние холмы начинали сиять золотом, как только первые лучи солнца падали на их склоны. Где-то среди них затаились Бледдин и Эдрик; вскоре они выступят в поход, и один Бог знает, что случится тогда со всеми нами.

Я все еще сидел там, погруженный в свои мысли, когда меня нашла Беатрис. Они приехала без сопровождающих, с одной только девочкой Папией, которая ждала с лошадью невдалеке.

— Полагаю, вас послал ваш брат, — сказал я вместо приветствия.

Она не обиделась на мою грубость, как можно было ожидать, по крайней мере, имела осторожность не показать этого. По правде говоря, я почти не спал, так что за прошедшую ночь мой гнев едва ли остыл.

— Нет, он не посылал, — сказал она. — Когда я услышала о произошедшем, я подумала, что ты, возможно, захочешь поговорить с кем-нибудь. Я нашла твоих людей, они точили мечи, но не знали, куда ты ушел.

— И вы пошли искать меня?

— Ты бы предпочел, чтобы я не приходила?

Я не был уверен, испытываю ли я раздражение или благодарность, так что решил остановиться на последнем. Пожалуй, я был рад компании. В Эрнфорде меня бы утешила Леофрун, или я поговорил бы с отцом Эрхембальдом. Здесь же, в окружении всех этих отчужденных лиц и людей, затаивших на меня обиду, я чувствовал себя одиноким, как никогда раньше.

— Нет, — сказал я уже спокойнее. — Я рад, что вы пришли.

Она уселась рядом со мной на влажную от росы траву и аккуратно обернула ноги юбками.

— Ты, наверное, рад будешь узнать, что граф Гуго покинул нас.

— Я уже слышал.

Он ушел незадолго до того, как я поднялся, и мало кто видел его уход. В Честере случилась беда, его горожане восстали против графского управляющего. Причиной стало то, что его рыцари избили и посадили в тюрьму городского рива.[21] Ему отрубили руку за то, что он позволял торговцам на рынке использовать старое серебро: монеты с именем узурпатора Гарольда. Когда вооруженные горожане столкнулись с рыцарями на улицах, кровь пролилась с обеих сторон, и сейчас гарнизон был заперт в замке, держа оборону и отчаянно нуждаясь в помощи. Было ли это событие истинной причиной ухода Волка, или между ним и графом ФитцОсборном во время последней встречи все-таки имела место ссора, никто не знал.

— Роберт сказал, что у тебя с графом были некоторые разногласия, — сказала Беатрис.

Я рассмеялся, хотя не чувствовал никакого веселья.

— Это не самое подходящее слово, полагаю.

— Ты должен быть рад его уходу.

Честно говоря, мои чувства были довольно противоречивы. Несмотря на мою обиду, я был слишком хорошо осведомлен о трудностях, которые причинил нам его внезапный отъезд. Он забрал с собой больше половины своих рыцарей и почти столько же пехотинцев: почти четыре сотни копий. Лишиться четырехсот бойцов было для нас неслыханным расточительством.

— Я не знаю, — сказал я, и это была правда. — Я не доверяю ему, но сколько у нас шансов защитить Шрусбери без его людей?

— Уже говорят, что некоторые бароны тоже могут дезертировать. Увидев, как Волк уезжает, чтобы защитить свое имущество, многие начали думать о том же самом.

Я с отвращением фыркнул и покачал головой. Это последнее, что следовало делать верным вассалам короля. Теперь все, за что мы так тяжело боролись четыре последних года, грозило разлететься в щепки.

— Можно ли обвинять их? — спросила Беатрис. — Как и ты, они потеряли часть своих лучших воинов и преданных слуг. Если они останутся сражаться, то лишатся всех остальных.

— Но если они уйдут, то тем самым упростят задачу для врага, который передавит их всех по очереди в их имениях, как тараканов, после того как расправится с нами здесь.

Я сам удивился горечи, с какой прозвучали эти слова. Ведь совсем недавно я сам разделял их страхи и с такой неохотой оставил место и людей, которые стали мне родными за последний год. Что же изменилось? Случилось ли это от того, что я своими глазами увидел угрозу, нависшую над королевством? Или я искал мести за смерть Турольда, Ителя, Маредита и всех остальных?

— И все же, как ты можешь быть уверен, что враг придет? — спросила Беатрис. — Ведь они тоже сильно пострадали в бою. Погиб один из их королей.

— Именно поэтому они и придут. Бледдин хочет отомстить за брата и всех своих соотечественников, и он не успокоится, пока мы все не умоемся кровью.

И, конечно, был еще Эдрик вместе с остальными английскими мятежниками, которые шли под валлийским знаменем. Они по-прежнему жаждали вернуть утраченные земли и не собирались останавливаться ни перед чем, чтобы покончить с нами.

Какое-то время мы сидели молча. Я не знал, что еще сказать, она, казалось, тоже. Солнце скользило по крышам домов внизу и играло золотыми бликами в воде. Даже несмотря на ранний час я чувствовал, как нагревается моя спина, и теплый запах поднимается от земли.

Через некоторое время Беатрис попросила:

— Расскажи мне об Эрнфорде.

— Что вы хотите узнать?

— Ничего, — сказала она. — И все. О земле, о людях. Каково жить в тех местах, так близко от Вала?

Она впервые спросила меня о моем поместье. Я покосился на нее, пытаясь понять причину столь внезапного интереса. Потом вздохнул и закрыл глаза.

— Это особенное место, — начал я. — Честно говоря, я уже не понимаю, как можно жить где-нибудь еще. Зал стоит на насыпи над рекой, вокруг золотятся поля пшеницы и ячменя, на склонах холмов пасутся овцы. Мы ловим рыбу в запруде и ставим ловушки на зайцев в лесу. Вся моя жизнь там.

— Я бы очень хотела увидеть его когда-нибудь.

— Увидев его хоть раз, вы уже никогда не захотите его покинуть. Даже зимой, когда земля замерзает, ветер рвет солому с крыш, а снег и грязь делают дороги непроходимыми. — Я улыбнулся, казалось, впервые за долгое время. — На рождество свинопас Гарульф подарил мне своего самого жирного хряка. Мы забили его во дворе и жарили над очагом в моем зале. Пришла вся деревня, и мы, как короли, объедались мясом три дня, пока не осталось ничего, кроме костей. Было пиво и были танцы; весь зал был освещен факелами и огонь горел ночи напролет.

— Ты счастлив там. — Это прозвучало почти как вопрос.

Я пожал плечами.

— Это мой дом. Если бы вы спросили меня год назад, смогу ли я найти где-нибудь покой, я, наверное, рассмеялся бы. Теперь я знаю, что в этом маленьком поместье я счастлив. У меня есть моя Леофрун, и, если все будет хорошо, скоро у нас будет ребенок.

Точнее, через месяц. Я мог только надеяться, что успею вернуться обратно, когда придет ее время, хотя с каждым днем эта надежда казалась все более и более призрачной.

— Леофрун? — спросила Беатрис, нахмурившись.

Я забыл, что она еще не знает. И не было лучшего времени, чем сейчас, сказать ей правду.

— Моя женщина. Она была со мной почти год.

Беатрис быстро опустила глаза, но я заметил, как покраснели ее щеки. Внезапно она показалась мне моложе своих двадцати одного года.

— Я не знала, — пробормотала она.

— Мне следовало сказать вам раньше. Простите.

Она резко махнула рукой, словно отстраняясь от меня. Я не знал, что могу еще сказать, наверное, она тоже, потому что без дальнейших слов она поднялась на ноги и оставила меня в одиночестве.

вернуться

21

В англо-саксонский период истории Англии одной из основных местных административных должностей, назначаемых королем, была должность рива (reeve). В графствах (shires) королевский наместник назывался соответственно «рив графства» — shire-reeve. Именно от этого сочетания уже в средневековой Англии и произошло слово «шериф». Самым известным шерифом эпохи Плантагенетов был легендарный враг Робина Гуда, шериф Ноттингема.