— Я не хотел, чтобы так случилось, милорд, — сказал я.
— Я знаю.
Он не смотрел на меня, он глядел на лес копий и топоров, которые скоро должны были обагриться кровью.
— Ты хорошо служил мне, Танкред, и я благодарю тебя за все, что ты сделал. Давай отправим в преисподнюю побольше этих ублюдков и со славой войдем в Царство Божье.
— Да, милорд.
Больше говорить было не о чем. Я осенил себя крестом, глубоко вздохнул и, окинув взглядом эту беснующуюся орду, приготовился к битве, которая, без сомнения станет последней в моей жизни; сосредоточился на тяжести щита, гладкости рукояти в ладони, всех этих мелочах, внезапно обретших особое значение: туго затянутым кожаным ремням, покалыванию крови в кончиках пальцев, дожде, легко касающемся моих щек, отблесках далекого пожара, мерцающих на кончиках вражеских мечей и копий. Моим единственным утешением была мысль, что все произойдет быстро.
— Держите кольцо, — рявкнул Серло парням на другой стороне круга. — Не дайте им прорваться, не позвольте пробить защиту.
— Дадим жару этим ублюдкам, — сказал Эдо.
Он начал бить по железной оправе своего щита, один за другим к нему присоединились остальные, поднимая боевой гром: предупреждение врагу, что им придется дорого заплатить за наши жизни.
— Бей! — крикнул Понс, его поддержал Серло, потом я и все наши, пока мы не запели в один голос: — Бей! Бей!
И тогда из рядов англичан выступил Эдрик, держась все с тем же высокомерным видом, как я запомнил его. Поверх кольчуги он носил вышитую мантию с золотой застежкой. Подняв руку ладонью вверх, он приказал замолчать своим людям.
— Танкред Динан, — позвал он, и его голос едва не был заглушен нашей песней смерти. — Наши пути снова пересеклись, но теперь ты не уйдешь от меня.
Я не собирался отвечать, но сосредоточил на нем свой взгляд.
— Так это ты виноват во всей этой суматохе? — Он махнул рукой на восток, где догорали корабли. — Ты глупее, чем я думал, раз пришел сюда. Ты знаешь, какое унижение мне пришлось перенести из-за тебя?
Вообще-то мне было наплевать. Но почему бы не поговорить?
— Нет, — ответил я, уже догадываясь, что он собирается мне сказать.
Один за другим мои товарищи прервали боевой гром.
— Из-за тебя я поссорился с Эдгаром, — сообщил он. — Мне пришлось объяснять ему, что люди Бледдина по неосторожности позволили тебе сбежать прежде, чем я успел выкупить тебя. И это после того, как я пообещал доставить тебя к нему. Представляешь, что произошло, когда я вернулся к нему с плохими новостями? Мне пришлось пострадать не только от его гнева, но также от насмешек и оскорблений тех, кто в лицо называл меня дураком за то, что я доверился валлийцам.
— Считай, тебе повезло, — утешил его я. — Если бы ты рассказал Этлингу правду, твоя судьба, возможно, была бы намного хуже.
— Зови его король Эдгар, — посоветовал Эдрик. — И он будет очень доволен, когда я передам тебя ему.
— Ты передашь ему мой труп. Вы не возьмете нас живьем.
Мертвый я ничего не стоил, и я догадывался, что он предпочел бы искупить свою вину перед господином и получить вознаграждение, чем удовлетворить свою гордость моей кровью.
— В таком случае, — сказал он, — могу предложить два варианта. Если вы собираетесь драться со мной, я даю слово, что вы все умрете. Кроме нее. — Он кивнул в сторону Беатрис, которая, словно окаменев, с бледным лицом стояла за нашими спинами. — Сначала я сам попользуюсь ею, а потом предложу своим друзьям, прежде чем убить.
Я заметил, как вздрогнул Роберт, как сжались его зубы, напряглись пальцы на рукояти меча, но, к счастью, он успел подавить свой порыв и не дал втянуть себя в единоборство, где, несомненно, потерпел бы поражение.
— А второй? — поинтересовался я, прежде чем Роберт успел вымолвить хоть слово.
Эдрик улыбнулся.
— Сдавайся, и я гарантирую, что твои товарищи, твой господин и его родственники свободно покинут это место и вернутся туда, откуда пришли.
Я прикинул в уме шансы. Если я выполню его просьбу и сдамся, у остальных, по крайней мере, появится возможность выжить, в то время как вступив в бой, мы, конечно, погибнем. Одно странно, как он сможет выполнить такое обещание, тем более будучи в немилости у Этлинга?
Он лгал, таков был единственный ответ. Он уже обманул Бледдина, пообещав отдать ему серебро, которое и не собирался платить, а потом дал ложную клятву, что мне удалось бежать из Матрафала исключительно по вине валлийцев. Если он мог лгать в лицо своему господину, как я мог ему доверять?
— Не делай этого, Танкред, — предостерег меня Роберт. — Как твой лорд, я запрещаю.
Я не ответил ему, но спросил Эдрика:
— А Беатрис? Ее ты тоже отпустишь?
— Да, — ответил он. — Ни ей, ни кому-либо другому не будет причинен вред. Даю слово.
Ну да, так я тебе и поверил.
— Как я буду знать, что ты чтишь свое слово?
Эдрик принял серьезный вид и постарался скрыть довольную улыбку, уже предчувствуя близкую победу.
— Я клянусь.
Сама по себе эта клятва ничего не значила. Как и многие другие. Я знал, как легко может быть нарушено простое слово. И все же он подал мне идею. Опустив щит, но не выпуская из ладони меча, я медленно шагнул вперед из кольца в пространство между двумя боевыми линиями, стараясь все же держаться поближе к нашей.
— Что ты делаешь? — крикнул Уэйс. — Он морочит тебе голову. Его клятва ничего не стоит; он так говорит только потому что знает: если попробует взять нас силой, то мы перебьем половину его людей.
Вероятно, он был прав, но я вовсе не собирался сдаться Эдрику без боя, хотя совсем не возражал, если он в это поверит.
Пристально глядя на англичанина, я сказал:
— В Бретани, откуда я родом, есть обычай приносить клятву на кресте.
Неправда, конечно, во всяком случае, совсем не так, как я собирался ему показать, но я рассчитывал на то, что он мало видел бретонцев и не знал наших обычаев. Одна-единственная попытка обмануть обманщика, иначе у нас не оставалось выбора, кроме как сражаться и умереть.
Острием меча я прочертил в торфе прямую линию длиной в шесть футов, потому другую, чуть короче и поперек первой.
Эдрик фыркнул.
— Предлагаешь клясться по-бретонски?
— Если действительно хочешь, чтобы я сдался, то да. — Я опустил клинок в ножны и сглотнул предательский комок в горле, надеясь, что он не заметил моего волнения. — мы встанем на противоположных сторонах креста, ты дашь мне свое обещание, а потом мы обнимемся, как равные. Вот как это делается.
— Танкред! — проговорила Беатрис, и я услышал всплеск отчаяния в ее голосе, прежде чем она зарыдала.
Двое англичан недовольно забурчали. Эдрик поднял руку, чтобы заставить их замолчать. Вручив свой щит стоявшему рядом воину, он медленно вышел вперед и посмотрел на меня с опаской и подозрением. Но я стоял один, убрав оружие в ножны, разведя руки в стороны, чтобы показать, что не собираюсь причинить ему зла; он не мог видеть, как струйки пота стекают по моей спине и груди.
По моему указанию он остановился на одном конце креста, в то время как я занял позицию на другом. Если бы он захотел ударить меня сейчас, я не успел бы ни уклониться, ни вынуть меча из ножен, чтобы отразить его удар.
— Что я должен сказать? — спросил он.
Вероятно, он ожидал своего рода ритуальной литургии.
— Ты даешь клятву в любой форме. Точные слова не имеют значения.
Он устало вздохнул, а потом сказал:
— На этом кресте я клянусь, что все твои товарищи будут освобождены. Достаточно?
— Вполне, — ответил я. — Теперь мы обнимемся.
Дикий Эдрик снова улыбнулся, на это раз то была широкая улыбка, обнажившая его желтые зубы, потому что он уже верил, что выиграл. Я развел руки, чтобы обнять его. Сделав то же самое, он шагнул ко мне. Он сцепил пальцы за моей спиной, я тоже, но правой рукой нащупал рукоять кинжала и одним быстрым движением освободил его из ножен, подняв к горлу Эдрика, прежде чем тот успел сообразить, что случилось. Левой рукой я крепко держал его поперек туловища.
— Только дернись, и я тебя убью, — сказал я, потом крикнул его людям: — Стойте, где стоите и положите оружие, иначе эта сталь распорет горло вашего лорда Эдрика.