Дверь в палату распахивается, и влетает круглолицая медсестра. Ее недавно веселое лицо сейчас выражает предельную серьезность. Она одаривает меня испепеляющим взглядом.
– Можете идти, мистер Ройал.
Медсестра вызывает подмогу, и вскоре палата оказывается заполненной людьми, которые отталкивают меня, чтобы помочь Хартли. Я стою на месте, как идиот, с мокрым полотенцем в руке, в то время как остальные стягивают простыни, приносят салфетки для лица. Один из санитаров хватает меня за плечо.
– Прости, приятель, но мы вынуждены попросить тебя уйти. Пациенту нужны процедуры.
– Но я…
– Нет! – Он даже не дает мне закончить, и я вдруг оказываюсь в коридоре с грязным полотенцем в руках, пялясь на закрытую дверь.
– Ну что, навестил свою подружку? – раздается за моей спиной ехидный голос.
Я разворачиваюсь и сердито смотрю на Фелисити Уортингтон.
– Что ты здесь делаешь?
Она фальшиво улыбается мне.
– Моя бабуля сломала ребро и теперь восстанавливается после операции. Она могла бы умереть из-за своего почтенного возраста и хрупких костей, но спасибо, что спросил.
– Прости, – бурчу я.
Конечно же, и здесь я облажался. От неловкости переступаю с ноги на ногу, ощущая кислый запах рвоты.
– От тебя разит так, словно ты искупался в недельном самогоне и рвоте. Ты что, после аварии ни разу не принял душ?
Я принюхиваюсь: от меня и в самом деле разит. Не потому ли стошнило Хартли? Я сворачиваю полотенце. Рядом с комнатой ожидания есть душевые. Мне не помешает воспользоваться одной из них. Тогда можно будет вернуться сюда и извиниться перед Хартли.
– И чем вы занимались? – Фелисити идет за мной по пятам.
– Спасибо за твою притворную заботу, но я очень переживаю за Хартли и своего брата.
– Когда он очнется, снова впадет в кому, учуяв исходящую от тебя вонь. – Она машет рукой перед лицом. – Поверить не могу, что всерьез рассматривала тебя в качестве своего бойфренда. Ты любишь сквернословить и от тебя скверно пахнет. Бе-е-е.
– Ты перепутала меня с кем-то, кому действительно есть до тебя дело.
Фелисити морщит нос и отступает назад.
– Я бы посоветовала тебе пойти принять душ, прежде чем снова отправляться к Хартли, но это уже вряд ли поможет. Она все равно не узнает тебя. – Презрительно усмехнувшись, Фелисити поворачивается, чтобы уйти.
Как она узнала, что произошло в палате Хартли? Я хватаю ее за руку и разворачиваю к себе.
– И что, черт побери, это значит?
– Фу, не трогай меня! – Она смахивает мою руку.
– Повтори, что ты только что сказала, – требую я.
– Ты не расслышал? – приторно-сладким голосом спрашивает Фелисити. – У твоей девчонки амнезия. Хартли ничегошеньки не помнит, в том числе и то, почему вся твоя семья предпочла бы, чтобы она исчезла с лица земли. Но не волнуйся, милый, я разъяснила ей ситуацию.
– Ты разъяснила ей ситуацию? – в негодовании спрашиваю я.
Если Фелисити переступила порог палаты Хартли и навешала ей лапшу на уши, то я буду душить ее, пока она не задохнется.
– Ты что, еще пьяный? Боже мой, готова поклясться, что так. Вот умора! Наверное, ты до смерти напугал ее. Вонючий здоровый амбал, который признается в своей вечной любви. – Я из последних сил сдерживаюсь, а Фелисити заливается неподдельным дьявольским смехом. – Кто бы мог подумать, что Санта решит сделать мне подарок еще до Рождества!
Фелисити убегает по коридору, и ее длинные волосы развеваются за спиной, словно флаг.
От такой чертовской несправедливости во мне кипит злость. Я не пил ни капли спиртного с вечера аварии. Едва удержавшись от порыва броситься вслед за Фелисити и снести ее с ног, я слышу, как за мной открываются и закрываются двери. Обернувшись, вижу сердито шагающую по коридору медсестру. Бегу за ней.
– Сейчас никаких посетителей, – предугадывая мой вопрос, говорит она.
– Ладно, но скажите, что с ней произошло?
– У нее потеря кратковременной памяти, и то, о чем вы с ней говорили, вызвало нарушение вестибулярного аппарата, отчего ее и вырвало. Док Джоши сказал вам, чтобы вы не мешали ей вспоминать все самостоятельно.
– Но я ничего такого не говорил… – и тут же умолкаю, потому что держал ее за руку, целовал ее пальцы, сказал, что чертовски волновался за нее.
Этого промедления хватает, чтобы медсестра снова набросилась на меня.
– Что бы вы там ей ни сказали, из-за этого ее вырвало, так что в следующий раз будьте поосторожнее, или мы больше не позволим вам навещать ее.
– Хорошо, – говорю я сквозь сжатые зубы и позволяю ей уйти.
Мне хочется закричать, но медсестра и без того уже недолюбливает меня, так что не буду давать еще один повод не пустить меня к Харт в палату. Я пытаюсь собраться с мыслями и сосредоточиться. Сначала самое важное: Харт больна, мне нужно быть сильным ради нее; Себ в коме, ему нужно, чтобы я не падал духом. Я приказываю себе думать только о хорошем. Все живы. Пусть с травмами, но живы. И скоро все наладится.