— Ты у меня белая ворона, — сказал он. — И важнее всего, чтобы ты сама этого не понимала.
— Чего не понимаю я, понимаешь ты, возразила она.
Незадолго до того, как спустились сумерки, они еще раз прошлись по улицам города, утомленные и молчаливые. Они довольствовались теперь неоконченной фразой, пожатием руки. Рите доставила радость темно-красная бумажная роза, которую Манфред выиграл для нее в тире. В надвигающихся сумерках цветок полыхал красным огоньком.
Перед открытым, украшенным лампионами кафе, Манфред неожиданно остановился.
— Ну конечно же, — сказал он. — Конечно. Теперь я вспомнил, откуда я его знаю.
Рита проследила за его взглядом и увидела у одного из столиков Эрнста Вендланда, беседующего с каким-то молодым человеком.
— Откуда? — удивилась Рита. — Откуда ты его знаешь?
— Постой-ка, — сказал Манфред. Он пытался вспомнить, восстановить ход каких-то событий и не мог сразу решить, радоваться или огорчаться этой встрече, связанной с давней историей.
— Ладно, — сказал он наконец. — Подойдем к ним.
Но подошел он не к Эрнсту Вендланду, а к его спутнику, черноволосому юноше. Тот поднял глаза, когда Манфред заговорил с ним, поперхнулся и несколько секунд был в явном замешательстве. На его лице Рита заметила то же выражение неуверенности, какое было только что у Манфреда: приятна ему эта встреча или неприятна? Видно, незнакомец пришел к тому же решению: все будет зависеть от собеседника. Он вскочил, пожал руку Манфреду и обернулся к Эрнсту Вендланду.
— Ты, верно, его видел тогда? Помнишь?
— Правильно, — ответил Вендланд, которому не пришлось преодолевать замешательство. — Я даже помню где.
— Я тоже, — вежливо сказал Манфред.
— И я, — подтвердил юноша, решивший, кажется, придать этой встрече дружеский характер.
Но тут все трое вдруг сообразили, что среди них есть Рита и ей ничего не понятно. Усевшись за стол, они начали ей объяснять. Самый молодой, Руди Швабе, учился в одной школе с Манфредом, правда, в младшем классе, но он был секретарем школьной организации Союза немецкой молодежи, и его знал каждый.
— Однажды он выручил меня и моих друзей, — сказал Манфред с деланной непринужденностью. — Я ведь рассказывал тебе о нашем подпольном клубе?
Да, знаю, подумала Рита и вспомнила: «Ну чего вы таращитесь так трагически!»
— Его вдруг объявили центром политической оппозиции. Это могло бы нам дорого стоить. Но на общем собрании, где многие точили на нас зубы, Руди Швабе и вот он, — Манфред показал на Вендланда, — вытащили нас из беды. Вы ведь тогда были в руководстве городской организации СНМ?
— Правильно, — повторил Вендланд. — Кое-кто из ваших преподавателей слишком уж явно хотел вас угробить. Потому-то и удалось вам помочь. Но надо признаться, я до сих пор не уверен, не следовало ли все-таки отнести ваше дело в разряд политических, хоть и в другом смысле…
— Несомненно, — ответил, почувствовав себя задетым, Манфред. — Во всяком случае, если следовать теории, что к политике относится все, что человек говорит, делает, думает, чувствует. Ведь наше поколение — это поколение людей, разбирающихся в политике, не так ли?
— Я вовсе не склонен столь широко распространять эту теорию, — сказал Вендланд, испытующе, но все еще дружелюбно поглядев на него.
Официантка принесла мороженое и взбитые сливки. Все принялись молча есть. Неожиданно, как по мановению волшебной палочки, зажглись все лампионы и заиграл маленький непритязательный оркестр. Вежливый Руди Швабе пригласил Риту, но у нее достало мужества обещать ему один из следующих танцев. Ей хотелось потанцевать с Манфредом.
Тот все еще хмурился. Вендланд его разозлил. Свою злость он выместил на Руди.
— Ты заметила, как он косится на Вендланда, прежде чем улыбнуться? — спросил он. — Раньше он был совсем другим. Способен был даже пойти на риск. Но, как видно, не сумел приобрести стóящую профессию… Активист широкого профиля — это, по-твоему, профессия?
Рита ничего не спрашивала, но и не отвечала, она лишь понуждала его ускорять темп танца. Она не скрывала, что все ей здесь нравится: крошечная танцплощадка, сверкавшая разноцветными огнями над темной улицей, нежный абрикосовый цвет вечернего неба, множество празднично настроенных людей. Ей нравилось, что сегодня Манфред впервые представил ее своим знакомым и что всем было сразу видно — они жених и невеста: ей нравился спокойный, рассудительный Вендланд, так не похожий на Манфреда.
— А знаешь, сегодня мы танцуем с тобой второй раз в жизни, — заметила она.